Братья Бри - Слёзы Шороша

На обратном пути Семимес даже не заглянул в хлев, чтобы попрощаться с Нуруни. Он просто кинул в сторону:

– Прости, Семимеса больше нет.

Изумлённые взгляды встретили Семимеса, когда он вернулся: он был бледен, как мертвец, и мрачен, как тень. А ведь всего часом раньше его глаза разделяли радость глаз вокруг, глаз его отца, его друзей, отражавших лиловое чудо. А потом он разбавлял вечернюю трапезу рассказом о двух встречах (с Фэлэфи и с Савасардом) и гаданием, кто же из этих двоих был счастлив больше, когда узнал от него о Фэдэфе. И вся штука заключалась в том, что самым счастливым, как оказалось, был Семимес, потому что он, Семимес, осчастливил их этакой щедрой на счастье вестью.

– Что стряслось, сынок? – спросил, напугавшись, Малам.

– Друг мой, здоров ли ты? – спросил Савасард, не узнав Семимеса.

Семимес не ответил ни тому, ни другому.

– Седьмая, – проскрипел он, и в этом скрипе слышался надрыв души.

На стол легла фиолетовая Слеза.

– Не горюй, проводник, всего-то одной не хватает, – сказал Мэтью. – У Энди возьмём. Парнишка свой выбор сделал: домой пока не собирается.

– Да, кому-то из вас придётся к Фэдэфу наведаться, за восьмой Слезой, – сказал Семимес, вовсе не случайно выбрав слово «вас». Но никто не придал этому значения.

– Я к отцу пойду, – сказал Савасард.

– Известное дело, – коротко согласился Семимес.

– Сынок, принеси из кухни сковороду, у которой дно побольше, и свечу. А ты, Дэн, достань-ка тетрадь и отдели семь страничек, на коих Слово запечатлено. Восьмую оставь как есть.

Когда Семимес вернулся, Малам продолжил:

– Теперь сделаем, как велел Фэдэф: каждую Слезу обернём страничкой и подожжём.

Восемь рук споро обернули Слёзы и положили бумажные комочки на сковороду. Семимес поднёс свечу к одному из них – комочек вспыхнул, словно полсотни вспышек разом, заставив всех отпрянуть. В следующее мгновение Слеза втянула пламя, и лишь пепел упал с неё на дно сковороды.

– Никогда не видел, чтобы обыкновенная бумага взрывалась, – удивился Дэниел.

– А чтобы пламя внутрь? – сказал Мэтью и затем посмотрел на Малама: может он угадает ответ.

– То дух Слова наружу вырвался. Огонь подхватил его, а Слеза вобрала в себя. Знание теперь в Ней. Сынок, придай другие комочки огню, чтобы в каждую Слезу это знание вошло.

Когда Слово, начертанное на семи страницах обрело новое пристанище, Семимес сказал:

– Дэн, положи Слёзы обратно в мешочек и приладь его к ремню, что вкруг тебя опоясан.

– Вот что я надумал, друзья мои, – Малам поднялся из-за стола и ступил на один из замкнутых путей, излюбленных им, который с одной стороны ограничивался камином, а с другой – дверью. – Нынче к Выпитому Озеру добраться скрытно можно лишь двумя дорогами: по Тоннелю, Дарящему Спутника…

– Только не это! – заупрямился (как бы в шутку) Мэтью.

– Ребятам трудно будет, отец, очень трудно, – сказал Семимес. – Одно дело – из Тоннеля да в кресла к камину, другое – в логово Тьмы.

– Если всё же идти по нему, тот рукав, что в пещеру Хавура выводит, выбирать нужно. Так ты, сынок, шёл. В пещере отлежаться дня два и тогда уж – к Выпитому Озеру.

– Отец, я от каменного трёхлепесткового цветка шёл. Это много ближе. К тому же путь от Хавура до Выпитого Озера нынче вовсе не безопасен: отряды корявырей рыскают окрест. Корявыри шли за мной по пятам до подножия Тусула. Дэн перебил их.

Услышав это, и Савасард, и Малам невольно обратили глаза на Дэниела, затем – на Семимеса.

– Камень в его руке, что лук со стрелой в твоих, дорогой лесовик.

– Да ладно тебе, Семимес, не перехвали меня.

– Камни – хорошее подспорье в смертной драке, если они руке покоряются. Стрелы в колчане иссякают – камни же счёта не знают: они повсюду в наших местах, – заметил Малам.

– Малам, ты сказал, есть два пути, – напомнил Мэтью.

– Да, Мэт, есть и другой путь, тоже тайный и почти нехоженый. Без меня не одолеть его вам.

– Какой же, Малам? – спросил Савасард.

– Лишь бы не Тоннель, Дарящий Спутника, – приободрился Мэтью.

Малам хрипло усмехнулся и сказал:

– Через Дикий Лес. Живыми оттуда вернулись только двое. Один из них – Фэдэф.

– Другой, верно, ты, отец?

– Я, сынок. Однако предполагаю, наставник мой, янтарный Элэ, не обделил своим вниманием Дикий Лес.

– Янтарный Элэ?! – глаза у Мэтью загорелись.

– Отлучался он надолго порой из нашего с Гройоргом края. Вернувшись однажды из такого тайного похода, назвал он его Скрытой Стороной. Как-нибудь расскажу вам о нём.

– Думаю, правильно идти через Дикий Лес: Тоннель рассудок мутит и отнимает много сил, – высказался Савасард. – Но как я попаду к отцу, чтобы получить восьмую Слезу?

– Разъясню, дорогой мой Савасард, когда время придёт.

– Значит, завтра в Дикий Лес? Решено? – спросил Дэниел.

– Завтра на рассвете вступим в Дикий Лес. Из дому выйдем сегодня, ещё затемно. Так что вам немного поспать надо.

Вдруг все услышали громкий сап, и глаза четверых тотчас нашли виновника: Семимесу очень хотелось что-то сказать, и он безотчётно сопел, предвосхищая поступок, сокрытый в его сердце и в его словах.

– Семимес, – позвал его Дэниел.

И он проскрипел:

– Если бы Семимес был целым человеком, он бы сказал, что вчерашний день один, а завтрашних много.

Тень тревоги легла на лицо Малама: в его присутствии Семимес редко говорил о себе, как о другом человеке. Малам заподозрил что-то неладное, но отложил вопрос к сыну на потом, когда они останутся наедине.

– Малам, я тут гадаю про себя: Дикий Лес в той стороне, а Выпитое Озеро там, – озадачился Мэтью, показывая рукой оба направления.

– Понимаю, Мэт, твоё замешательство. Намерен я вывести вас на Скрытую Сторону. Там и друг мой, Гройорг, примкнёт к нам.

– Здорово! – обрадовался Мэтью. – Снова все вместе, как в первом походе.

– Разделяю твои чувства, друг мой. Я соскучился по всем вам, – сказал Савасард.

– Это хорошо, когда все вместе. Теперь же отдайте ваши души на волю Повелителя Мира Грёз, – сказал Малам.

– Отец, что с подарком делать будем? Спрячем, как и те, что Дэн для Фэлэфи и Одинокого оставил?

– Нет, сынок. В гостиной ему место: пусть корявыри думают, что я здесь пребываю. Ко времени это чудо в нашем доме появилось.

– Очень ко времени, отец.

Когда все, кроме Савасарда, который лёг на диване в гостиной, разошлись по своим комнатам, в дверь к Маламу постучались. Он открыл. Это был Семимес, в гнейсовой накидке, с палкой из болотного двухтрубчатника в руке.

– Отец, я не могу идти с вами, – тихо проскрипел он.

– Никак заболел, сынок?

– Нет.

– Что же тогда?

– Я ухожу, – ответил и в то же время не ответил Семимес, повернулся и по коридору направился к выходу.

Малам не проронил больше ни слова: первый раз в жизни он не знал, что сказать и что ему думать. Он присел на кровать и уткнул лицо в ладони… Долго сидел он так, размышляя над неожиданным поступком Семимеса, который нёс в себе отрицание. Но, что именно отринула душа его сына, Малам так и не нашёл в пространстве кружения своих мыслей. Предвидя волну переживаний, которая нахлынет на друзей Семимеса, когда они узнают о его уходе, он подыскал слова, способные умерить эту волну: «Друзья мои, порой на пути к намеченной цели человек слышит сторонний зов, уводящий с него, не покориться которому бывает не по силам и сильному. Последовавшему за ним выпадает случай встретить знаки, среди коих есть место и внешней пустоте, и внутренней опустошённости. И знаки эти призваны указать истинный путь».

До Дикого Леса Малам, Дэниел, Мэтью и Савасард шли молча. Темень помогла каждому из них оживить образ Семимеса и сократить расстояние между ним и собой с помощью всесильных слов и нестеснённых гримас.

– Вот мы и у порога чуждого дома. Ко времени подгадали: светает, – начал Малам. – Ну, слушайте. Пойдём не вереницею, а так, чтобы боковым взором видеть друг дружку. Говорю каждому из вас, как себе: сторонних звуков не пугайся, но бойся откликаться на них душой и движением. Друга голосом проверяй, но не перепутай оклик спутника с голосом Дикого Леса. Ни в коем случае не оборачивайся назад. Но коли уже поддался коварству Дикого Леса и сделал это, не мечись из стороны в сторону, но замри на месте и, одолев ужас, что в то же мгновение захватит тебя, сделай шаг вперёд. Коли смятению поддашься и метаться начнёшь, выхода больше не сыщешь, как ни пытайся. Ещё раз говорю: обернёшься назад – замри и, пересилив страх, шагни, а не оборачивайся вновь, чтобы прежнее вернуть: не будет прежнего, спрячется оно. И не шарахайся в панике.