Ольга Романовская - Дама с единорогом

До неё долетел приближающийся цокот копыт. Марта сняла барбет и немного потрясла головой, чтобы волосы лежали эффектнее. Пошарила рукой в засохшей придорожной канаве, она достала дорожный узелок. Вытащив из него цветастую шаль, Марта накинула её на плечи, завязала концы узлом на груди и вышла на середину дороги. Лицо её было спокойно; на губах играла улыбка.

— Куда путь держите? — звонко крикнула она.

Всадники придержали лошадей.

— Кто здесь? — грозно спросил один из них.

— Всего лишь женщина, сеньор!

Марта смело пошла им навстречу.

— О, да ты хорошенькая! — прищёлкнул языком всадник. — Куда идёшь?

— Никуда, сеньор.

— Поедешь со мной?

— Отчего ж не поехать? — развязно ответила молодая женщина. — С Вами — хоть на край света!

Всадник подъехал к ней, помог забраться на круп лошади.

— Как тебя зовут, красотка? — Он обернулся и потрепал её по щеке.

— Марта, сеньор. — Она широко улыбнулась и звонко рассмеялась.

ГлаваXXXVI

Нужно было где-то переночевать и просушить одежду — в конце весны дожди превращали долину в одно большое болото. Бертран уже давно заприметил кучную группу строений на земляной насыпи, напоминавшую чей-то манор, и теперь прилагал все усилия для того, чтобы найти там еду и кров.

Он не ошибся в расчётах и уже через час грелся у огня на кухне. Ему прислуживала очаровательная Сесиль — старшая из оставшихся с матерью дочерей, девушка лет пятнадцати — шестнадцати с вьющимися от природы тёмными волосами. Она была обходительна и мила, предоставив в распоряжение гостя лучшее из того, что у них было.

Хозяйка Трентон-манор, Марджори Трентон, вдова сэра Трентона, сидела тут же и сучила пряжу — главный источник доходов семьи. Ей помогала внучка Мэг. На Водосвятие ей исполнилось восемь, но уже теперь она подавала большие надежды стать достойной соперницей Сесиль. Кроме них в доме жила мать Маргариты, старшая дочь хозяйки, Меридит, приехавшая погостить к матери до родов (священник сразу заметил, что она на последних месяцах беременности), и её младший брат Френсис — четырнадцатилетний наследник Трентона.

По вечерам вся семья собиралась на кухне, так что постучавшийся в дверь Бертран нашёл её в полном сборе.

— Что нового в мире, святой отец? — спросила хозяйка, положив в корзину ещё один моток пряжи.

— Да всё тоже, — вздохнул священник. — Люди служат Золотому тельцу, не желая Царствия Небесного, стремятся властвовать в царствии земном.

— И не говорите! Все, как ополоумели, куда-то спешат, а мимо главного проходят. Страшно, страшно жить, святой отец!

— Отчего же страшно?

— Куда ни глянь — вокруг одни разбойники! И нет на них управы. Недавно у меня дюжину овец угнали, а вора так и не нашли. Я женщина бедная, не могу шерифу дать сколько положено, а без денег, святой отец, сами знаете, ничего теперь не делается. Да ладно только бы скот угоняли — так на улицу выйти боязно. На Пасху соседа схоронили. Возвращался он из города верхом, а принесли пластом. И всё из-за этих проклятых денег! Вы не подумайте, — улыбнулась она, — что я за себя, старуху, боюсь (мне Господь давно срок отмерил, в любой час пред ним предстать готова), мне за детей боязно, особливо за Сесиль. Она ведь хорошенькая, а охотников до красоты много.

— Так выдайте её замуж, — посоветовал Бертран.

— Легко сказать, святой отец! У меня сын подрастает, ему за наследство ещё платить, а ведь на приданое нужны не малые деньги. Не хочу я Сесиль отдавать за пьяницу-мужика, лучше уж она старой девой останется.

— Сколько же Вы вдовеете, любезная хозяйка?

— Давно уже, — вздохнула Марджори. — Родила я Френсиса и овдовела. И хорошо, что родила, а то бы наследника не было. Правда, наследство не бог весть какое, но всё же лучше, чем сума за плечами. А Вы, святой отец, надолго в наши края?

— Нет, я проездом.

— Ну, Бог Вам в помощь! Вы не стесняйтесь, ешьте, сколько хотите. Сесиль, будь добра, постели гостю рядом с Френсисом. О его муле-то позаботились?

— Да, мама, — улыбнулась Сесиль. — Фрэнк уже задал ему корма.

— Сами видите, люди мы небогатые, всё самим делать приходится, — словно оправдывалась хозяйка.

В кухню вошёл Френсис, аккуратно сложил дрова около очага и, заметив, что старшая сестра собралась подняться наверх, помог ей дойти до спальни.

Дрова догорали; Марджори всё чаще позёвывала в кулак. Решив, что время позднее, а встать нужно на рассвете, Бертран поспешил откланяться.

Сесиль зажгла свечу и повела его наверх по шаткой деревянной лестнице со скрипучими ступенями. От неё пахло лавандой. Не удержавшись, священник спросил, не разумнее ли было в целях экономии отказаться от лавандовой воды. Поняв, в чём дело, девушка рассмеялась:

— Лавандовой воды у нас отродясь не было, святой отец, просто я весь вечер перебирала травы, вот руки и пропахли лавандой.

Верхний этаж был разделён на два зала, поменьше и побольше. Тот, что побольше, служил одновременно гардеробной и общей спальней для детей; другой занимали Марджори и её старшая дочь. Быстро соорудив из подручного материала ширму, Сесиль водрузила её между двумя сундуками и пододвинула поближе перегородку, отделявшую спальню от гардеробной, тем самым образовав для себя и племянницы особый девичий мирок.

— Думаю, Фрэнк не откажется уступить Вам свою постель. — Она принялась взбивать подушку. — Я ему постелю в другом месте.

— Не стоит, — вежливо отказался Бертран. — Я не хочу причинять неудобства…

— Какие там неудобства! В его возрасте полезно спать на жёстком.

— А мне, значит, уже приличествует на мягком? — рассмеялся священник.

— Ну, я не то хотела сказать, — смутилась Сесиль и накрыла сундук бараньей шкурой. — Просто если мальчика сызмальства приучать к излишествам, он вырастет неженкой, а не мужчиной. Настоящий мужчина, если потребуется, с лёгкостью заночует на голой земле.

— Кто Вам это сказал? Ваш отец?

— Нет, муж Меридит. Когда Френсис немного подрастет, он обещал найти для него дело.

Постелив брату, девушка поставила свечу поближе к постели и, вернувшись к лестнице, крикнула:

— Эй, непоседы, пора спать! Туши огонь, мама!

Сидя на постели, Бертран терпеливо ждал, пока женская часть Трентон-манора разойдётся по своим углам. Присоединив свой голос к общему бормотанию, он сотворил вечернюю молитву и лёг, впервые за несколько недель снова ощутив блаженство домашнего очага.

Когда он встал, уже рассвело. По ровному сопению, доносившемуся из-за ширмы, Бертран понял, что девушки ещё спят. Зато Френсиса он встретил во дворе: довольно пофыркивая, тот умывался над бочкой с дождевой водой.