Братья Бри - Слёзы Шороша

– Но, Эстеан, первым это заявил сам человек, о котором ты говоришь, – спокойно возразил ей Ретовал.

– Ретовал, – вступил в разговор Фелтраур, – однако в Садорне во время встречи с Хранительницей Фэлэфи он утверждал, что он Дэнэд.

– Ретовал, он думал, что вы не поверите ему! А кто бы поверил? Был один Дэнэд – стал другой, вот такой. (Эстеан быстрым кивком указала на Дэниела.) И ещё… нет, это я скажу только ему. Я догадалась, Дэнэд. Вчера ты сказал, сама догадайся, и я догадалась. Из-за этого же человека ты выпрыгнул из лодки.

– О чём ты, Эстеан? – мягко спросил Эвнар.

– Это никого из вас не касается.

– Прошу тебя, говори здесь только о том, что нас касается, – подсказал ей Озуард.

– Ладно, отец.

– Эстеан, почему же ты утверждаешь, что этот человек с лицом Мартина – Дэнэд? – спросил её Фелтраур.

– Вчера утром я показывала ему комнату камней. (Отец, я по делу – не беспокойся). Он был там. Я сразу поняла, что он уже был там раньше. Он всё знал. Он всё-всё знал. Он знал про светильники над столами. В полумраке не разберёшь, что это светильники, а он попросил меня не зажигать их сразу. Он сказал: «Дай камням почувствовать мою душу». Но это мои слова. Я говорила их тому Дэнэду… тому Дэнэду, который на своих плечах принёс в Палерард израненного сына Фэлэфи.

– Он мог выведать их у настоящего Дэнэда, – сказал Эвнар.

– Он сказал «камнепад»!.. точь-в-точь, как в первый раз! – выпалила Эстеан.

– Что за камнепад в комнате, Эстеан? – спросил Фелтраур.

– «Камни словно падают в душу, на самое её дно, туда, где её самый тонкий нерв» – это слова Дэнэда.

– Неплохо сказано, – заметил Фелтраур.

– Любые слова он мог выведать у настоящего Дэнэда, если задался такой целью, – настаивал на своём Эвнар.

– Зачем ему это?! – воскликнула Эстеан, продолжая отстаивать Дэнэда.

– Он не выбирал, что ему разузнать. Он разузнал всё, что мог, – сказал Ретовал и заключил: – И, как видим, ему пригодилось это.

– Но эти слова… эти слова вышли из души Дэнэда, когда он увидел камни, когда почувствовал их. Это была сиюминутная страсть. Страсть не пересказывают – страсть выплёскивают, когда она переполняет душу.

– С этим трудно не согласиться.

– Благодарю тебя, Фелтраур.

– Посмотрите на этого парня, на его глаз, – Эвнар пальцем указал на левый глаз Дэниела. – Там – замотанная в клубок Тьма. Хранительница Фэлэфи остерегла нас, сказав, что в нашем пленнике живёт тёмное начало. Его глаз говорит мне об этом. Может быть, невидимым взором этого глаза он проник в голову настоящего Дэнэда и забрал всё без остатка. И теперь это знание помогает ему водить нас за нос. Боюсь, что нам не по зубам распутать этот клубок Тьмы, но нам дано право казнить того, в ком он прячется.

– Но зачем, зачем ему водить вас за нос?! – вскричала Эстеан, противясь этому зловещему слову – «казнить».

– Чтобы избежать казни, – ответил Эвнар. – Рано или поздно эта Тьма вылезет наружу, чтобы восстать против Света. Вам мало Выпитого Озера?!

– Как ни прискорбно, но надо признать, что слова Эвнара несут в себе смысл, который подсказала ему реальность, – пояснил Фелтраур.

От этих слов Эстеан стало страшно, страшнее, чем от слов Эвнара.

– Только в Нэтлифе пали шесть с половиной сотен палерардцев, – силой числа подкрепил Эвнар сказанное им и Фелтрауром.

– Ретовал, ты говорил, что появились ещё какие-то свидетели.

– Да, Озуард, – ответил Ретовал, подошёл к двери и, убедившись в том, что они явились, пригласил их в белую комнату.

Вошли двое. И Дэниел, и Эстеан сразу узнали их. Это были вчерашние заступники Эстеан.

– Рунуан и Элтиард поведают нам то, что они случайно увидели вчера утром, – сказал Ретовал. – Садитесь, друзья.

– Слушаем тебя, Рунуан, – сказал Озуард (лицо его помрачнело: он не знал, о чём расскажут эти двое, но помнил, что вчера утром Эстеан и Дэнэд гуляли вместе).

– Я и мой друг Элтиард шли на занятия к Ретовалу, когда наши взоры привлекло резкое движение в полусотне шагов от нас. Мы увидели, что Эстеан пытается убежать от этого парня. Он нагнал её, схватил за руку и принялся что-то внушать ей. Мы решили выяснить, в чём дело, и, если надо, помочь девушке. Белая повязка на руке говорила не в его пользу. Но Эстеан сказала, что всё в порядке, и мы отступились от своего намерения.

– Элтиард, ты хочешь что-то добавить к сказанному? – спросил Озуард.

– Я могу лишь подтвердить слова Рунуана.

– Ты подтверждаешь, что парень, который сидит перед нами, что-то внушал Эстеан?

– Рунуан выбрал подходящее слово. Я сказал бы: требовал. Да, этот парень был напорист. Он не хотел отпускать её. Поймал за руку и дёрнул на себя. Думаю, ей было больно.

– Да, он был резок, – добавил Рунуан, – иначе мы прошли бы мимо, позволив себе лишь поприветствовать Эстеан.

– Я хочу сказать ещё вот о чём, – вспомнил что-то Элтиард. – Этот парень поднял два камня и глянул на нас так, будто был не прочь запустить ими в нас.

– Эстеан, ответь, Дэнэд поднял камни? – спросил Озуард, опередив других.

Она потупила взор.

– Так и было, – ответил за неё Дэниел.

– Так и было, – повторил Рунуан, – хотя за спинами у нас были луки и стрелы, и, если бы не Эстеан, ему бы несдобровать.

– Может, проверим, кто из нас быстрее и точнее и кому из нас несдобровать? – не сдержался Дэниел.

– Успокойся, Дэнэд! Не в твоём положении показывать когти. Хватит с тебя одного Гонтеара, которого ты покалечил у Выпитого Озера, – урезонил его Озуард и обратился к своим: – Вопросы к Рунуану и Элтиарду есть?.. Благодарю вас, вы можете идти.

Как только дверь за ними закрылась, Эвнар сказал:

– Я ничего не утверждаю, но случай, о котором нам поведали эти юноши, навёл меня на мысль. Прости меня, Озуард, и ты, Эстеан, не взыщи, но я не вправе скрывать её от тех, кто вместе со мной ведёт расследование. Мне кажется, что Эстеан явилась сюда не по своей воле. Она, как и настоящий Дэнэд, поддалась воле чёрного глаза этого чудовища.

– Это ложь! – вскричала Эстеан, порывисто поднявшись со скамейки, и тотчас выбежала из белой комнаты.

– Это… – начал Дэниел и остановился.

– Говори, Дэнэд, мы здесь для того, чтобы говорить и слушать, – сказал Фелтраур (в тоне его не слышалось противоборства чёрному глазу).

– Судите сами, – сказал он вместо слова «ложь», потому что вспомнил, что игра его с Эстеан была направлена на то, чтобы она сказала, сначала себе, затем белой комнате: «Он Дэнэд».

В назначенный час в конце пересудов Дэниел явился на площадку за домом Ретовала, где обычно тренировались молодые воины Палерарда. Его дом был крайний на той же улице, что и дворец Правителя, и найти место, ему не составило никакого труда. Эвнар, зачинщик поединка, уже поджидал его.

– Не говорю тебе «добрый вечер», чужак, потому что не желаю тебе добра.

– Добрых тебе пересудов, Эвнар, или, пожалуй, доброй ночи: скоро её черёд. Красивые виды. Если бы я жил в Палерарде, выбрал бы для своего дома место на пустоши за площадкой.

– Площадка – для учеников Ретовала, а нам как раз туда. (Впереди до самых скал простиралась каменная долина.) Смотрю, ты больше думаешь о жизни, чем о смерти. Но лишь смерть может дать тебе вечное пристанище на этой пустоши.

– И всё-таки я думаю о жизни.

– Так уверен в своей руке?

– Настолько, что отдаю себя на волю её привычки.

– Остановимся здесь. Условия такие: три стрелы против трёх камней. Стрелы у меня за спиной. Ты же выбери камни и заткни их за пояс. Расстояние между нами – семь десятков шагов. (Принимая во внимание прыть лишь своих стрел, Эвнар мог бы предложить и сто шагов, и в два раза больше.) На счёт три приступаем. Согласен?

«Опять на счёт три», подумал Дэниел и усмехнулся.

– Согласен. Считать будешь ты.

– Ладно. Выбирай камни. Я отдалюсь, и начнём.

Эвнар отсчитал семьдесят шагов. Повернулся лицом к Дэниелу. Снял лук и опустил руку, сжимавшую его. Вторая тоже повисла вдоль туловища и бедра. Дэниел, по его примеру, тоже бросил руки вниз. Два камня, которые он впихнул за пояс джинсов, надавливали ему на живот, третий протиснуть не удалось.

– Готов? – крикнул Эвнар.

– Считай! – ответил Дэниел и вдруг ощутил, что его трясёт, всего его трясёт. Тряска словно подкралась к нему, обняла его и заставила делать то, в чём заключается её жизнь, – трястись. «К твоей руке мне бы твою безоглядность, Мартин», – сказал он себе.

– Один!

«Чёртова дрожь!»

– Два!

«Не дрожи, ты же не моя», – уговаривал руку Дэниел.