Ольга Романовская - Дама с единорогом

— Так шкатулка ведь…

— Замолчи, замолчи! — накинулась на неё баронесса. — Забудь о графе, не было его!

— Но Вы же его жена, то есть вдова, — возразила девушка. — Да и ребёнок…

— Он вынудил меня, запомни! — Она говорила быстро, порывисто, почти задыхаясь от нахлынувших чувств. — Не смей болтать про мою свадьбу, слышишь, дрянь! А что до графа… — тут ей пришлось ненадолго замолчать и набрать в грудь побольше воздуха. — Хвала Богу за то, что он избавил меня от этой змеи!

— Как бы Ваши слова бедой не обернулись! — покачала головой Джуди.

— Что это тебе в голову взбрело? — недоумённо спросила Жанна.

— Накажет Вас Бог.

Графиня перекрестилась и поцеловала крестик.

— Упокой Господь его душу! — пробормотала она. — И, правда, нехорошо… Пусть помолятся о нём. И я буду молиться…

— Заодно и о нас, горемычных, — плаксиво добавила служанка.

— А о вас-то зачем?

— Так ведь совсем задушили подати проклятые! Больно они высоки нынче.

— Вовсе не высоки, нечего болтать! После войны, может, снижу немного. Тем, кто будет платить серебром, безвозмездно дам по полосе земли на месте выгоревшего леса.

— После войны? Да ещё серебром платить? — разочаровано протянула Джуди. — Когда же она кончится, эта проклятая война? Нам есть нечего, а Вы с нас три шкуры дерёте. Ну, а если война и кончится, не забудете Вы о своём обещании?

— Ты смеешь не верить моему слову?! — Жанна схватила с пола старую рубашку и отхлестала служанку по лицу. — Все вы твари неблагодарные! Я забочусь о вас, хлопочу день и ночь, а вы…

Она тяжело дышала, крепко сжимая в руках рубашку:

— Вы вечно ропщете, всегда чем-то недовольны. Но не из-за податей, вовсе нет!

— Успокойтесь, госпожа, успокойтесь! — Джуди бросилась перед ней на колени. — Вы, Вы наша благодетельница!

— Воли вам захотелось? — продолжала, не обращая на неё внимания, Жанна. — Посмотрела бы я на вас, если бы дала вам волю! Вы разорились бы и превратились в чужих вилланов. Тогда-то вы добрым словом помянули свою хозяйку!

— Простите меня! — оправдывалась служанка. — Поверьте, у нас и в мыслях нет уходить от Вас. Уорш для нас — единственная защита, единственный дом…

— То-то же, Джуди, — графиня успокоилась. — И впредь не смей об этом заикаться!

— Хорошо, госпожа, конечно, госпожа!

Жанна окинула её уничижающим взглядом и вышла, бросив на ходу:

— Чтобы к вечеру всё было готово!

Но на душе было гадко. Гадко от себя самой.

Незадолго до обеда одиночество вдовствующей графини было нарушено приездом Гвуиллитов.

Жанна, теперь больше не заботившаяся о своих туалетах, дрожащими руками поправляла косы, пока Джуди пристёгивала рукава к котте. Больше всего её беспокоил наметившийся живот, и она радовалась возможности замаскировать его, слегка завысив талию и собрав платье в глубокие складки. Мода, из-за особого изгиба фигуры делавшая любую женщину беременной, была ей на руку.

— Не идёт, совсем не идёт Вам тёмный цвет! — причитала служанка, оправляя складки на платье.

— Я обязана носить траур. По отцу, а не по мужу. Запомни, мужа у меня нет и не было. — Графиня взяла со столика сетку для волос. — Хотя бы на людях нужно соблюдать приличия.

— Если все носили траур по отцам, мужьям, женихам да братьям, торговцы разноцветными тканями разорились бы! — заметила Джуди, аккуратно собрав сюрко в складки на левом боку.

— О ком это ты? — нахмурилась Жанна. — О каких таких мужьях и женихах?

— Я о женихе Мюриэль вспомнила. Бедняжка только вчера узнала, что её Дэн того… Да стойте Вы спокойно! Вот так. Давайте, я Вам волосы как надо соберу.

Жанна покорно села. А ведь она виновата, — промелькнуло у неё в голове — виновата, и не перед кем-нибудь, а перед отцом. Она и месяца в трауре не проходила, а теперь одевает его напоказ. Да, она согрешила: радовалась, предавалась любовным грёзам — а на могиле отца не успела вырасти трава. Да и мачеха… Каролина тоже была ей не чужая.

И муж. Что бы она ни говорила, она знала, что он был. Несмотря ни на что, она не имеет права носить яркие ткани, петь и веселиться. Хватит того, что она так и не покрыла голову горжем, как того требовал обычай. И, по большому счёту, ни о какой свадьбе с Леменором не могло быть и речи ещё года два. Да, плохая из неё вышла жена… Жена, оскорбившая память мужа, лишившая его душу спасения. Гореть ей в Аду!

— Уже поздно, — поспешила задушить голос совести графиня. — Зачем кривить душой? Лучше заказать молебен за упокой их душ. А за него я отныне буду молиться и, видит Бог, отмолю его грех.

Жанна вышла к Гвуиллитам, одетая строго и скромно, вовсе без украшений. Из-под плотно облегавшего голову полотна не выбивалось ни волоска. Она знала, что от впечатления, которое она произведёт на барона, может зависеть многое.

Барон Гвуиллит стоял возле супруги; позади матери примостилась Мелисса. Видеть её в гебенде было непривычно, баронесса Уоршел с трудом скрыла улыбку при виде её деланного серьёзного выражения лица.

— Рад Вас видеть в добром здравии, баронесса! — Гвуиллит тронул за рукав задремавшую супругу, та вздрогнула и расплылась в улыбке, сердечно приветствовав хозяйку. Очаровательная женщина лет тридцати пяти с не менее очаровательными ямочками на щеках. Несмотря на нелёгкую жизнь, сложный характер мужа, постоянные заботы и беспокойства, на лице её не было ни следа болезненной бледности.

— Вижу, Вы носите траур по отцу, — заметил барон Гвуиллит, скользнув глазами по наряду Жанны.

— Да, — смущённо ответила она.

— И по жениху, полагаю? — будто вскользь спросил он, внимательно наблюдая за выражением её лица.

— И по нему тоже. — Она даже не переменилась в лице.

— Однако, я слышал, Вы собираетесь замуж.

— Зачем Вы так? Она ведь хорошая девушка! — укоризненно шепнула на ухо мужу баронесса Гвуиллит. В ответ тот лишь пожал плечами.

— Быть может, — слабо улыбнулась Жанна. — Если будет угодно Богу.

— Мы приехали, чтобы пригласить Вас на свадьбу моей дочери.

— Примите мои поздравления. Когда состоится торжество?

— На Иванов день. Мы надеемся Вас увидеть.

Графиня расплылась в улыбке. Такое говорят всем, но всё равно приятно.

После обеда Мелисса улучила минутку, чтобы поговорить с подругой наедине.

— Вы действительно рады за меня? — спросила княгиня Гратхалдт.

— А Вы?

— Моё мнение об этом гадком англичанишке не изменилось. Он по-прежнему глуп и пьёт столько эля, что порой мне кажется, что его живот разорвётся, — злорадно усмехнулась Мелисса.

— Он Вам противен? — Жанна с сочувствием посмотрела на неё.