Генри Каттнер - Элак из Атлантиды

– Орандер, – позвал чародей, – сюда пришел Элак. Огромное лицо не изменилось, губы не дрогнули, но послышался голос, отчетливый и холодный:

– Я слышу.

Этот голос потряс Элака. Он принадлежал кому-то, кто перестал уже быть человеком. И все же это был голос Орандера, поэтому он пересилил страх и окликнул короля по имени.

– Я слышу, – повторил голос. – Я знаю, зачем ты пришел. Это ни к чему. Возвращайся.

– Это ты говоришь за него! – рявкнул Элак, поворачиваясь, чтобы оказаться лицом к лицу с Эльфом.

– Нет, это я сам, бывший когда-то брандером. Эльф сделал меня богом и создал миры для моего наслаждения. Возвращайся.

– Сам видишь, – произнес маг, даже не глядя на Элака. – Может, ты хочешь украсть у бога его миры? Я не накладывал на Орандера никакого заклятия. Король просил меня оказать ему эту услугу, и я сделал это с помощью колдовства: создал миры, которыми владеет твои брат. Неужели ты хочешь силой тащить его обратно в Цирену, из которой он сбежал?

Элак молчал, хмуря брови, а Эльф продолжал:

– Далан позавидовал моей силе, вот и все. Он пытался направить Цирену против меня, поэтому для защиты я вызвал людей Севера. Присоединяйся ко мне, Элак. Ты сядешь на трон Цирены, и мои чары будут служить тебе. Забудь ложь друида.

Сомнение охватило Элака. Он отбросил меч.

– Я не хочу власти, – сказал он, – и не ищу короны. Я пришел сюда, чтобы прогнать захватчиков и освободить брата. Но…

– Но Орандер не хочет освобождения…

– Лжешь!

Это был голос Далана! Элак поднял голову и взглянул на небо – там рядом с гигантским лицом Орандера появилось другое – толстое, как рыло вепря, уродливое, как жаба.

– Клянусь Мидером! – проревел друид. – Ты пытаешься накормить Элака ложью? Теперь тебе не помогут твои заклятия, змеиная блевотина!

Чародей невозмутимо посмотрел вверх, а голос Далана звучал с неба, подобный грому:

– Моя магия сильнее твоей, иначе меня не было бы здесь. Ты пытаешься заполучить поддержку Элака, ибо не смеешь схватиться с ним сейчас, когда у него при себе жертвенный нож друидов.

Эльф скривился, но Далан продолжал кричать, не обращая на него внимания:

– Элак! Страшное заклятие связывает Орандера. Он одурманен ядом магии Эльфа, заклятием, брошенным на него исподтишка. Но ты можешь вернуть его в Цирену, и он будет благодарен тебе за это. Человек не создан для того, чтобы быть богом. Страшная опасность грозит Орандеру, если он не вернется. Расскажи ему о Цирене, Элак, о его народе…

На секунду Элак задумался, вглядываясь в гигантское лицо своего брата, потом с криком радости схватил лежавший на земле меч и поднял его вверх. Божественный лик изменился, завеса тьмы приподнялась с его глаз.

– Орандер! – крикнул Элак. – Орандер! Вернись в Цирену! Пришельцы с Севера разоряют побережье, они приплыли на драконьих лодках с огнем и мечом. Вожди сражаются, но им нужен король, а если его не будет, Цирена вновь падет, Орандер, вспомни свое королевство, вспомни поля своей страны, зеленые под теплым солнечным светом и серебристые в сиянии луны. Вспомни дома и стада своего народа, Лес Шарн и алтари друидов, горы и равнины Цирены, своего коня и меч… вспомни все это! Вспомни тех неустрашимых, что сидели на троне до тебя, вспомни кровь и сталь, из которых возникло твое королевство! Вернись в Цирену, Орандер!

Огромное лицо больше не было ликом бога. Орандер, король Цирены, взглянул на Элака, в жилах которого быстрее побежала кровь.

– Разбей камень, Орандер! – раздался крик друида. – Разбей дьявольский камень, который ты держишь в руках!

Послышался гром и треск, словно мир раскалывался пополам. Небо потемнело, вокруг загремело, вспышки молний разорвали тьму. Рухнули обломки затопленного Лура, огромная и великолепная Аторама рассыпалась по склонам горы, а звери с криками разлетелись, безумно колотя крыльями воздух. И над всем этим звучал смертельный крик гибнущей вселенной, вибрируя и поднимаясь в страшном крещендо ужаса.

Элак заметил искривленное ненавистью лицо Эльфа и почувствовал, как что-то оплетает его тело подобно кольцам огромной змеи. Он выронил меч, но тут же вспомнил о хрустальном кинжале за поясом и выхватил нож друидов. Снова и снова вонзал он его в холодное, невидимое в темноте и пятившееся перед ним тело.

Потом он почувствовал, как на его горле смыкаются клыки, и отчаянно ударил кинжалом. Раздался страшный крик смертельной муки. Во внезапном просветлении Элак увидел тело Эльфа, падающее в бездонную пропасть, вдруг открывшуюся под ним. И пока он смотрел, какая-то невидимая сила, таившаяся в бездне, разодрала Эльфа на куски. Вновь стало темно. И тихо.

Рядом кто-то завозился, громко согия. Затеплился огонек, и Элак увидел друида, склонившегося над фонарем. С удивлением понял он, что стоит в пещере рядом с черным алтарем. Он быстро оглянулся.

Какой-то человек поднимался с пола, на камнях вокруг него валялись желтые осколки. Орандер, вышедший из магического транса и освобожденный от чар, с трудом встал.

Элак бросился к нему и схватил брата за руки.

– Орандер! Слава Иштар!

– Поблагодари лучше Мидера, – сухо заметил Далан. – И Орандера… за то, что он разбил желтый камень и сломал чары. – На уродливом лице появилось выражение злобной радости. – Но ты убил Эльфа, Элак, и за это я благодарю тебя. Пусть душа его вечно мучается в Девяти Адах.

Спустя несколько недель Далан, стоя на вершине башни королевского замка, смотрел на три фигуры, ехавшие на юг. Потом пожал плечами, а Орандер, стоявший рядом, грустно улыбнулся,

– Он не захотел остаться, Далан. А жаль.

– Он поступил мудро, – ответил друид. – У страны должен быть только один герой: ее король. Лучше, чтобы он уехал с миром, чем остался и сделался причиной раздоров.

– Никаких раздоров не было бы. Но у Зеуласа… у Элака, как он велит себя называть, душа бродяги. Его не изменят мои уговоры, и потому он едет на Юг с Ликоном и Велией.

Фигуры в седлах становились все меньше – две рядом, а третья чуть позади. Она качалась в седле и сохраняла равновесие только благодаря тому, что судорожно цеплялась за конскую гриву. Элак и Велия галопом мчались вперед, то и дело взрываясь радостным смехом. Ликон был тоже по-своему счастлив.

– Вино, – хрипло бормотал он. – Целые бурдюки. Хорошее вино! Боги добры ко мне…

СЕМЯ ДАГОНА

Две темные струйки медленно текли по неструганным доскам пола. Первая вытекала из раны, зияющей на горле тела, лежащего ничком и одетого в доспехи, вторая текла из щели в панцире. В мерцающем свете раскачивающейся лампы танцевали гротескные тени трупа и двух людей, сидевших на корточках.