Анна Овчинникова - Лунная девушка

Ознакомительный фрагмент

Я дружески подмигнул бортмеханику и засмеялся, когда тот, испуганно оглянувшись на Го-ва-го, поспешил отвернуться.

Внезапно вокруг грянули дикие крики:

— Унит! Унит!

Но-вансы торопливо поднимались на дыбы — эта поза означала у них предельное внимание или готовность к драке, — а Го-ва-го сел на ствол поваленного дерева, глядя на существо, которое вели к нему.

Я же при виде унита просто начисто лишился дара речи! Ибо плененное существо оказалось вовсе не птицей, а девушкой, к тому же такой красивой, каких я еще ни разу не встречал.

Что там говорить, Джимми, — ты же сам видел ее! И можешь поверить, в прошлой жизни она была такой же прекрасной, как в этой, даже тогда, когда двое конвоиров тащили ее сквозь злобно орущую толпу, — насквозь промокшую, перепуганную, с трудом переступающую ногами в высоких золотистых сандалиях.

В нескольких шагах от Го-ва-го воины отпустили пленницу, и она тотчас гордо вскинула голову, снизу вверх глядя в свирепое лицо повелителя но-вансов. Может, вождя она и обманула, но я видел ужас в ее глазах; а еще я увидел, как при виде нас с Ортисом эти глаза удивленно распахнулись, и смесь изумления и надежды мелькнула на перепачканном и измученном, но все же прекрасном лице лунной девушки.

Я же не мог оторвать от нее взгляда: таким совершенством она казалась. Тонкая длинная одежда наподобие туники, промокшая насквозь, обрисовывала стройное тело маленькой нимфы; густые длинные волосы цвета темной меди тоже намокли и покрывали девушку плащом до тонкой талии. Она была мала ростом и очень юна — будь она жительницей Земли, я дал бы ей лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. Но я сразу понял, что в этом изящном теле таится отважный и мятежный дух. На маленьком личике с узким подбородком и точеным носиком сияли темно-голубые глаза, которым пленница напрасно пыталась придать надменное выражение…

Когда ее отпустили, она едва удержалась на ногах, однако тут же скрестила руки на груди и вызывающе задрала исцарапанный подбородок. Она напоминала мокрую взъерошенную пташку, осмеливавшуюся бросить вызов нацелившемуся на нее коту. Однако эту пичугу уже лишили возможности летать: сопровождавшие девушку воины бросили к ногам Го-ва-го пару длинных крыльев и нечто, похожее на ранец, к которому эти крылья крепились.

Вождь раздраженно рявкнул на своих злобно вопящих подданных, и когда те смолкли, спросил:

— Откуда и зачем ты явилась в свободные горы, унита?

Девушка еще выше задрала подбородок, но не осмелилась промолчать.

— Я из Лаэте, — небрежно бросила она. И, совладав со стучащими зубами, добавила: — Не твое дело, ва-гас, зачем я сюда явилась!

Но-ванс поднял мохнатые брови, оглядывая ее с головы до ног:

— А! Из Лаэте? Мясо женщин из Лаэте очень вкусно…

Пленница, и без того дрожавшая от холода, затряслась еще сильнее, но тут же презрительно воскликнула:

— Румит!

Го-ва-го ничем не показал, что его проняло оскорбление.

— Твое имя? — задал он новый вопрос.

— Наа-ее-лаа.

Вождь впервые позволил появиться на своем лице какому-то чувству, — и то было чувство величайшего изумления.

— Наа-ее-лаа? — повторил он. — Уж не дочь ли ты старого Сарго-та?

Она кивнула и больше не поднимала головы, пока Го-ва-го размышлял.

— Ты отправишь послание своему отцу, — наконец сказал вождь. — Пусть он пришлет в Долину Сумерек двести молодых жителей Лаэте. Если он даст за тебя этот выкуп, мы отпустим тебя целой и невредимой!

Наа-ее-лаа вдруг пошатнулась, я рванулся было ей на помощь, но Та-ван схватил меня за локоть.

— Никто не смеет мешать вождю, когда он допрашивает пленницу! — внушительно сказал молодой воин, и я остался на месте, поняв, что мое вмешательство сейчас принесет только вред.

По знаку Го-ва-го на плечи девушки набросили длинную мохнатую шкуру ти-мана, и она торопливо закуталась в нее.

— Принесите ей… — дальше вождь произнес несколько слов, которых я не знал, — зато их явно хорошо знала лунная девушка.

Она снова вскинула голову и срывающимся голосом воскликнула:

— Нет! Я не буду писать отцу!

— Во как? — глаза Го-ва-го нехорошо сузились, и пленница попыталась отступить на шаг.

Однако ее схватили за плечи и снова толкнули вперед теперь дочь Сарго-та даже не пыталась напустить на себя презрительно-гордый вид. Она съежилась от ужаса под свирепым взглядом предводителя четвероногих каннибалов, но тем не менее упрямо помотала головой.

— Я ничего не буду писать! — крикнула она. — Сыновья и дочери Лаэте так же дороги своим отцам, как я — своему!

Го-ва-го некоторое время смотрел на пленницу, и вдруг, схватив ее за волосы, выдернул из ножен нож. На этот раз Та-вану не удалось бы меня удержать, но все случилось буквально за пару секунд.

Взмах ножа — и роскошные волосы лунной девушки остались в руке вождя.

— Это послужит посланием Сарго-ту! — крикнул Го-ва-го. — А если через две улы мы не получим выкупа, ты сама пойдешь в котел, Наа-ее-лаа!

Глава восьмая

Ba-гасы никогда не оставались надолго там, где их застигла гроза: они считали, что на этом месте лежит печать гнева великого Зо-ала.

Передав пленницу на попечение женщин, Го-ва-го увел свое племя прочь с горы, и мы двигались без передышки много часов, — правда, не так быстро, как обычно, ведь слишком много женщин и детей но-вансов пострадали во время бури.

Я то и дело отыскивал взглядом среди движущегося впереди отряда лунную девушку. Нонно-вар (то есть, принцесса) Лаэте ехала верхом на но-вансе, закутанная с ног до головы в мохнатую шкуру, и остальные ва-гасы сторонились воина, вынужденного нести на себе ненавистную униту. Го-ва-го явно приказал хорошенько заботиться о пленнице, за которую ожидался богатый выкуп. Я не беспокоился за Наа-ее-лаа, но нетерпеливо ждал остановки, чтобы наконец-то с ней поговорить…

Однако меня постигло жестокое разочарование. Когда «синие сумерки» перемешали все силуэты, и мы наконец остановились, Го-ва-го запретил воинам замыкающего отряда нарушать походный порядок даже на привале. Как объяснил Та-ван, мы достигли излюбленных мест кочевий многочисленного и сильного племени лу-тансов, и теперь нам следовало держаться настороже.

Все воины хорошо это понимали, мне не удалось обмануть бдительность дозорных, чтобы проскользнуть к кострам, у которых грелись женщины и дети… Лишенный возможности поговорить с Наа-ее-лаа, я засыпал вопросами Та-вана: но-ванс начал отвечать мне при темно-синем сиянии неба, а кончил уже в темноте.

Наступила лунная ночь.

Но-вансы сварили тела погибших во время грозы соотечественников и приступили к трапезе. Я все еще не мог привыкнуть к подобным пиршествам, но все же остался сидеть у огня — не для того чтобы греться, а для того чтобы слушать рассказ Та-вана. А молодой но-ванс, наевшись мяса, сделался необычно разговорчивым и наконец объяснил мне, почему его народ так ненавидит двуногую расу Луны.