Андрей Дай - Искра Зла

- Он не хочет говорить правду, - неожиданно зло выдохнул командир. - Продолжайте.

Любопытный ветерок лишь слабо шевельнул волосы, когда здоровяк вышел.

Следопыт взмахом руки остановил замахнувшихся было палачей.

- Идите отдыхать, - жестко приказал он. - Утром мы снимаем лагерь. И пришлите себе замену.

Истязатели торопливо выскочили на улицу, а следопыт вытащил из сапога мой нож и скользнул ко мне.

- Теперь Сократор меня не поймет. А мне это совсем не нравится. Клянусь Всеблагим, ты мне за это ответишь!

Он поддел застежки моей рубашки на животе и неторопливо повел остро отточенное лезвие к шее. Ветер открывающегося полога шатра заставил трепетать пламя факелов - вошел новый палач. Но чужак и не думал отвлекаться. Нож легко взрезал кожу на моей груди. Черта за чертой - кровь тонкими струйками сбегала мне на штаны.

Наконец, он положил ладонь на мою изрезанную грудь, резко придавил и провернул руку. Чудовищная, неудержимая, словно лавина, волна боли третий раз за ночь вышвырнула мое сознание из покинутого богами мира.

Очнулся от жажды. Купола провощенной ткани надо мной уже не было, и ласковое весеннее солнце вовсю жарило исходящую паром землю. Влажный ветер от леса силился помочь, да только ничего у него не выходило.

Рук я уже не чувствовал. Губы окончательно слиплись, и при малейшей попытке их раздвинуть голову простреливало болью. На груди - сплошная корка запекшейся крови... И пахло от меня так, словно ночь провел в выгребной яме, а не в шатре командира посольской охраны.

От лагеря остались лишь вкопанные жерди - опоры для палаток да черные пятна кострищ. Дружинники седлали лошадей.

- Воды, - собрав остатки сил, зажмурившись от вспышки в глазах, выкрикнул я.

Некоторые проходили совсем рядом, косились на меня, и ни один не потянулся за флягой.

- Воды!

Один их прохожих хмыкнул, подошел и, секунду повозившись с гульфиком, помочился мне на сапоги.

- На тебе водицы, заморыш, - с совершенно счастливой мордой, выдохнул он мне в лицо. - Смотри не захлебнись.

Часть охранников уже сидела на лошадях. Слуги складывали мешки с припасами на телеги. Отряд готовился выступать.

На невысокой, необычайно лохматой лошадке подъехал следопыт. Долго смотрел на меня, прикрывшись от солнца. Потом вытащил наполненный жидкостью кожаный мешок из седельной сумки и сунул горлышко мне между губ. В рот полилась слегка подсоленная студеная вода.

- Ты случайно не родственник ростокскому князю? - щурясь, спросил лесовик, убирая бурдюк на место.

- Нет, - дергать головой было больно. Пришлось говорить.

- Жаль.

Коняшка вяло обмахивалась длинным неопрятным хвостом от первых проснувшихся мух и переступала с ноги на ногу. Следопыт выпрямился в седле и, сложив руки на груди, смотрел куда-то вдаль, над головами суетящихся слуг.

- Жа-а-аль, - протянул он еще раз. - Знатный был бы повод...

Воины построились двумя колоннами. Телеги начали выкатываться на дорогу между ними.

- Что-то твой старший брат запаздывает.

- У меня нет братьев.

- Жаль, - резко выдохнул он и подобрал узду. - Ну, тогда - прощай, человечек из леса.

Задорно гикнув, следопыт сорвал лохматого конька с места. По широкой дуге, он объехал готовый к маршу отряд и скрылся на опушке леса. Пыль, поднятая его рывком, еще не успела осесть, как подъехал Сократор в сопровождении пары хорошо знакомых мне палачей. Спустя минуту, к ним присоединился четвертый - нарядно разодетый мужик на тонконогой, нервной кобылке.

- Это и есть ваш лазутчик? - брезгливо поморщившись, процедил он.

- Да, Мирослав. Лонгнаф поймал его в лесу у самого лагеря. Малец говорит - пришел из Ростока взглянуть на чужеземцев.

- Далековато завело паренька его любопытство, - засмеялся посол.

- Это точно, - искренне поддержал Сократор и нагнулся ко мне. - Ничего не хочешь добавить, малыш? Что-нибудь такое, из-за чего я должен был бы сохранить тебе жизнь...

Мое тело нашли бы через час. Через три часа о моей смерти узнал бы Вовур. К вечеру отряд, прошедший тысячи верст от Модуляр до Ростока, уже хоронили бы на опушке Великого леса. Ибо в противном случае через трое суток мои родичи там же хоронили бы Вовура. Было ли мне что сказать этому большому и сильному человеку? Поверил бы этот, закаленный битвами и путешествиями воин связанному щуплому парнишке в обмоченных штанах?

- Если хочешь встретить завтрашнее утро, ты меня отпустишь, - прохрипел я. И понял - не поверит. Неожиданно сильно захотелось жить.

Я изо всех сил сжал зубы. Чтобы предатель-язык не вздумал молить о пощаде.

- Отнесите его в лес, - вяло махнул рукой посол. - Прибейте гвоздями к дереву потолще...

- О! Мирослав! - громко засмеялся командир. - Как там Владыка говаривал в старые добрые времена? "Искупайте грехи своего народа"! Вот и пусть искупит...

- Да здравствует король Эковерт! - дружно гаркнули дружинники.

Палачи, радостно улыбаясь, поспешили снять меня с жерди. Конечно, нежностью их руки не отличались, и конечно, им показалось забавным несколько раз пнуть меня по дороге...

Я не помню короткий путь к лесу. Наверное, я падал. Наверное, меня били. Может быть, кто-то из них возвращался к деревне - вряд ли дружинники носят в поклаже гвозди.

Я не помню, как мои ладони прибивали к толстенной березе.

Я не знаю, как долго я провисел.

Я тонул в пучине беспросветного ужаса и боли. И единственное, о чем я молил подлых ушедших в спячку богов - дать мне силы, чтобы не орать и не выпрашивать у врага жизнь. Чтобы сохранить последнее и самое главное, что оставалось у меня, - честь.

7

Лошадь мягкими губами тыкалась мне в щеку. Сквозь мутную пелену в глазах, соловушка показалась мне неведомым чудовищем, вроде драконов из детских сказок. Но страха я, почему-то, не испытывал. И боли в пробитых железом руках не чувствовал. Капающий с мизинцев березовый сок, тепло живой бересты за спиной, шелест ветра в нитях плачущих веток. Мой крылатый ветряный друг, воздушными перышками щекочущий тело в прорехах одежды. Странное покалывание на груди. В том месте, где следопыт по имени Лонгнаф резал мою кожу на лоскутки... И необычайная легкость во всем теле. Вот только в глазах какая-то муть.

И я сам себе не поверил, когда сквозь розовое марево разглядел вернувшихся к дереву палачей.

- Слава Басре, малец вроде жив еще, - поскуливал первый.

- Надо ему морду оттереть - в гроб краше кладут, - суетился второй.

- Смотри, он кровью плачет...

- Убери хлебало, скотина безмозглая! Видишь, снимаем хозяина твоего...

- Дай ему воды, вдруг ему сказать чего-нибудь нужно будет...

- Он вообще не моргает?

- Руки-то, руки ему тряпицей перемотай...