Оксана Панкеева - Рассмешить богов

– Будь ты проклят, – скрипнул зубами разгневанный мэтр Максимильяно. – Если не завяжешь вот так обходиться с женщинами, ты сдохнешь, падла, от этого самого!

– Ты или входи, или убирайся и не мешай, – насмешливо отозвался его противник и все-таки приблизился. Не вплотную, чтобы не попасть под руку возмущенным дядюшкам и тетушкам, но достаточно близко, чтобы его можно было рассмотреть. Кантор с трудом удержался от матерных комментариев в присутствии дам и опять зажал клюв цыпленку. Вряд ли впечатлительный принц мог издать что-то вразумительнее панического вопля при виде этой мумифицированной физиономии, а вопли только усугубили бы и без того неприятную обстановку.

Дедушка решительно шагнул вперед и буквально за шиворот оттащил отважного папу от решетки.

– Макс, не лезь. Ты тут ничем не поможешь. Проклял мерзавца, сделал все, что мог, теперь отойди. Дэн, убирай решетку. Я сам провожу девочку через тоннель.

– Байли, ты рехнулся! – ужаснулась тетя. – Ты же не сможешь вернуться!

– Да и пусть, – с потрясающей беззаботностью махнул рукой непутевый дедушка. – Чем доживать свои дни беспомощной развалиной, отказавшись от последней радости в жизни, не лучше ли уйти сейчас и заодно сделать доброе дело? Оливия, ты согласна пойти со мной?

– А… а куда? – растерянно переспросила девчушка, беспомощно оглядываясь.

– В одно замечательное место, – опять заворковал бессовестный соблазнитель, обнимая ее за плечи. – Туда, где этот засушенный сморчок тебя нипочем не достанет. Раз уж тебе придется умереть в столь нежном возрасте и поделать с этим ничего нельзя, я возьму тебя с собой в чертоги Эрулы, где каждый может найти свое счастье.

– А как же Мафей? – жалобно вопросила юная ведьма, впрочем без особой уверенности.

– Это кто? – хотел было уточнить дедушка, но его перебила Сибейн, которая как раз обратила внимание на упомянутого участника событий.

– Макс, ты что, не видишь, что твой сын мучает птичку! – возмущенно воскликнула она, бесцеремонно оборвав лирическую сцену охмурения юной девы престарелым ловеласом. – А ты… как ты можешь так обращаться с живым существом! Задавишь ведь!

Кантор, обиженный в самых благих намерениях, демонстративно бросил цыпленка на стол, дабы сердобольные родственники сами пожали плоды своей доброты.

– Вот это и есть Мафей, – сообщил Доктор, указывая на птенца. – Недорослый эльф, которого собственный печальный опыт, как я вижу, ничему не учит. Ну и что мы плачем?

– Имейте совесть, – не выдержал Кантор. – У него на глазах любимая девушка умирает!

– Ах вот в чем дело… – понимающе кивнул дедушка. – Оливия, прелесть моя, к сожалению, смерть разлучит тебя с этим мальчиком, которого ты любила при жизни. Все, что вы можете, – это попрощаться… и сохранить друг друга в памяти. Но он останется жить, и, возможно, это послужит тебе хоть небольшим утешением.

– Нет! – рванулся Мафей. – Я с вами пойду!

Кантор быстро накрыл его шляпой и извиняющимся тоном попросил не обращать внимания на придурочного сопляка. Мальчишка так потрясен, сами понимаете, что он умного может сказать…

А папа тут же добавил, что его высочество, судя по всему, намерен окончательно свести в могилу своего бедного, больного наставника и нанести непоправимый удар по хрупкой психике кузена.

Цыпленок под шляпой затих и робко попросил выпустить его и позволить попрощаться.

Поскольку подойти к столу возлюбленная не могла – Доктор со своей матушкой и так держали ее изо всех сил, чтоб не улетела сквозь решетку, – кавалера поднесли прощаться прямо в шляпе, и трогательный поцелуй в клювик вызвал всеобщее умиление.

– Что ж, родственнички, – улыбнулся дедушка Байли, – и вы прощайте. А тебе, Макс, до свидания. Что-то мне подсказывает, что, когда ты и в самом деле умрешь, солнцеглазая не оставит тебя.

Он снял свою белую шляпу, зачем-то нахлобучил на голову потомку и счастливо рассмеялся, запрокинув голову.

– Любимая, – прокричал он куда-то ввысь, – ты же не обидишься, если я приду к тебе не один?

И прежде чем Кантор успел подумать, что у дедушки несколько странная манера обращаться к богиням, под сводами тоннеля вдруг вспыхнул мягкий голубоватый свет, по полу растянулся пушистый ковер, и сам дедушка вместе с новой спутницей стали излучать волшебное теплое сияние. А вот их одежда растаяла.

– Благодарю тебя, о солнцеглазая! – крикнул юный дедушка и обнял девушку за плечи. – Не бойся, так и должно быть, в чертоги Эрулы входят нагими. Да и что мертвым до условностей мира живых…

Он протянул ей руку, и сияющая пара шагнула в тоннель рука об руку, словно к брачному алтарю. Они прошли мимо усохшего некроманта, даже не взглянув в его сторону, и темный маг долго и бессильно ругался им вслед, скрипя зубами и изрыгая угрозы, слишком живописные, чтобы быть реальными.

Когда пара исчезла в конце тоннеля, тетушка Сибейн подозрительно шмыгнула носом и проворчала, что от братца Байли ничего другого и не ожидала. Даже на тот свет он отправился под ручку с дамой.

Все сделали вид, что не заметили, как она украдкой смахнула слезу.

Кантор хотел напомнить, что папа обещал кое-что объяснить, но, видимо, сегодня его любопытству суждено было остаться неудовлетворенным. Почему-то, как только он открыл рот, из всех щелей, как тараканы, стали вылезать новые родственники, они столпились вокруг отца, загалдели, отпихнули постороннего товарища подальше и стали спорить о том, «как нам вывести бедного, умирающего Макса на белый свет». Когда же Кантор попытался обратить на себя внимание и напомнить, что ему бы тоже пригодилась посторонняя помощь в деле выхода на свет, кто-то из дядюшек (или дедушек?) смерил его недоверчивым взглядом и изрек:

– Иди отсюда и не путайся под ногами, симулянт!

Кантор обиделся и ушел. Как ни странно, не пройдя и сотни шагов, он почувствовал знакомый зов. Исходил этот зов явно не от тоннеля, а с противоположной стороны, что было несколько странно, учитывая предсказания, но вместе с тем приятно – по крайней мере, бестолковый цыпленок выберется из этого приключения живым и здоровым.

Еще через пару сотен шагов Кантор обнаружил на одной из стен лестницу, которой здесь совершенно точно не было, когда он шел к тоннелю. Взобравшись по шатким, проржавевшим перекладинам, он выбрался из канализационного люка посреди все того же уютного, славного города, который счел предсмертным подарком и по которому с таким удовольствием слонялся всего час назад.

Улицы были так же безлюдны, только на каменной скамье под жасминовыми кустами сидел грустный и расстроенный Эспада. В отличие от многочисленных папиных родственников, мастер ничуть не изменился в Лабиринте и выглядел как обычно. Причудливая прическа из косичек, печальные глаза и два меча, скрещенные за спиной. Заметив Кантора, он, похоже, ничуть не удивился, помахал издали рукой в знак приветствия и молча дождался, пока товарищ подойдет.