Влада Воронова - Пути Предназначения

— Я этнограф, — ответил тот. — Изучал лагинасские сказания. Получилось так, что жителям одной деревни я оказал крупную услугу. В благодарность староста хотел подарить мне верблюда. Для них это настоящее богатство. Но мне такой подарок, как вы понимаете, только в обузу. Тогда я сказал, что пусть лучше они подарят мне кмелг, поскольку в его звуках живёт самое лучшее, что только есть у деревни. Каждый раз, прикасаясь к кмелгу, я буду вновь встречаться с моими друзьями и их прекрасным краем. И старосте, и его людям мой ответ польстил. Они всей деревней обратились к самому знаменитому мастеру Лагинаса, попросили сделать для меня кмелг. Мастеру, в свою очередь, польстило такое внимание к его таланту. Он отложил в сторону все заказы и сделал чудеснейший кмелг. Об этом даже в лагинасских газетах писали, я запросил в редакциях копии статей, их пришлют завтра к полудню. Гражданин начальник! — возопил истец. — Мой кмелг подменили вот на это! — Он положил на стол Авдея стеклянно-металлическую раскорячку.

Авдей осторожно прикоснулся к ней кончиками пальцев. Раскорячка задребезжала. Авдей глянул на картинки с лагинасскими музыкантами, повторил их движения. Кмелг провыл ту же неблагозвучную мелодию.

— Понятно, — сказал Авдей и стал острожными, даже ласковыми прикосновениями изучать, пробовать звук кмелга.

Распробовал. Изучил.

Сыграл коротенькую гамму. Затем ещё одну.

Филимонова поймала себя на том, что представляет, как Северцев столь же нежно и ласково прикасается к её груди, к бёдрам… Причём уродство руки уже не имело ни малейшего значения. Только прикосновения.

«Интересно, какие у него губы… — растерянно думала Филимонова. — Наверное, такие же сильные и чуткие, как и руки».

Авдей развернул кмелг так, чтобы играть можно было левой рукой и…

…и пламенным вихрем взметнулась мелодия фламенко. Совершенно иное, не гитарное звучание, но его хотелось слушать. И танцевать. Хотя танец уже сменился лиричной грустью какого-то романса. Который Авдей тоже оборвал на полуфразе.

— Редкостная гадость, — сказал он. — Это даже не подделка. Это издевательство.

— Откуда ты знаешь? — спросил кто-то из инспекторов.

— Ты же сам слышал — у этого, с позволения сказать, кмелга звук плоский, монохромный, подвижность всего девяносто градусов. Любой эксперт при сравнении с тем кмелгом, что есть в сетевой записи, подтвердит, что данный экземпляр — грубейшая подделка.

— А ты что, музыкант? — враждебно спросил инспектор, не желая верить очевидному.

— Бывший музыкант, — Авдей показал изуродованную руку.

— Это несправедливо, — сказала Филимонова. — Нечестно!

— Справедливость бывает только в суде, — ответил Авдей. — И то через раз. А в жизни всё… по-своему. — Он тряхнул головой. — Однако вернёмся к делу. Экспертиза по предмету этнокультурной ценности, именуемой кмелгом, должна быть назначена немедленно. Параллельно необходимо предупредить таможенную службу, чтобы отслеживала все кмелги, которые будут вывозиться из города. У вашего кмелга есть какие-либо особые приметы? Личное клеймо мастера, например.

— Дарственная надпись, — пробормотал истец. — Староста своим именным кинжалом нацарапал. «На радость и удачу». Слово «радость» написано через «а» во втором слоге. Староста — толковый управитель, но не великий грамотей.

— А здесь «радость» написана через «о»! — показала Филимонова.

— Это, гражданка инспектор, — сказал Северцев, — вы не мне должны сообщать, а в протокол записывать. В следующий раз будьте, пожалуйста, внимательнее. И не забывайте пользоваться справочными ресурсами. Что касается вас, гражданин истец, то, обращаясь за помощью к официальным лицам, будьте любезны излагать претензии чётко, внятно и последовательно. А главное — кратко. Словесные кружева хороши только в гостиной ваших друзей, когда вы будете жаловаться на тупость и бесчувственность судейских чиновников.

— Что вы, гражданин начальник, я не…

— Взгляните, пожалуйста, вон туда, — показал Авдей на длинную очередь жаждущих правосудия. — И призадумайтесь на досуге, имеется ли у нас время разбираться в бесконечной веренице хаотичных речей. Если у людей есть дело, то и говорят они о деле, а не о соседском хмеле. Следующий, пожалуйста.

Филимонову и речистого истца как ветром сдуло.

Судья Паларик, среднерослый наурис тридцати девяти лет, заведующий инспекционным залом, смотрел на беседу Авдея с уже новым жалобщиком.

Странный парень. И дело не только в ужасающем уродстве.

Авдей одинаково легко чувствовал себя во всех четырёх основных юридических ипостасях — следователь, адвокат, прокурор и судья. Но так не бывает. Всегда превалирует что-то одно. «Ты должен выбрать свою роль», — сказал судья ещё на собеседовании. «Я выбрал. Судья». Однако судьёй Авдей в полном смысле этого слова не был.

Такое случалось. Нередко в судьи стремился прирождённый следователь, а прокурор норовил стать адвокатом. Заблудившихся в собственном даре видно было сразу. В большинстве случаев Паларику удавалось убедить их поменять ипостась. Некоторые советов слушать не хотели, но это уже было их решением и их ответственностью. Каждый имеет право уродовать себе карьеру и жизнь в полное свое удовольствие.

Но Авдей ставил его в тупик. В нём равны все четыре ипостаси. И для всех четырёх чувствуется хоть и небольшой, но опыт.

Однако невозможно быть и судьёй, и обвинителем, и защитником, и дознавателем в одном лице.

Надо выбрать что-то одно. Но для Авдея это было равносильно тому, чтобы отказаться от трёх четвертей собственной души. Убить себя на три четверти.

К тому же было в нём что-то ещё. Нечто совершенно иное, к юриспруденции ни малейшего отношения не имеющее.

И вот пожалуйста — музыкант. Причём немалого мастерства. Вот так сходу приспособить под себя совершенно незнакомый инструмент… Почувствовать его, понять… Причём взаимопонимание с кмелгом Авдей нашёл почти мгновенно.

Как музыкант он талантлив необыкновенно.

Но беда в том, что как юрист одарён не меньше.

«Как же ты будешь выбирать, Авдей? И нужно ли выбирать, какую из рук себе отрубить? Однако и разорваться надвое, стать и юристом, и музыкантом невозможно».

Дежурство закончилась. Инспекторы уступали места сменщикам.

Авдей взгромоздился на костыли, проковылял в служебный коридор.

К нему подошёл один из инспекторов.

— Авдей, у моего отца знакомый есть. Владелец солидного антикварного магазина. В магазине имеется этнографический отдел. И там есть кмелг. По словам продавца, очень хороший. Его словам можно верить, магазин действительно очень солидный и уважаемый. Кмелг стоит недёшево, но я поговорил с отцом, а он — со своим знакомым. Продавец согласен на беспроцентную рассрочку. Всё равно товар неходовой. За год, максимум за полтора, ты свой кмелг выкупишь полностью. Если, конечно, он подойдет тебе по всем этим триколорам и градусам.