Роберт Силверберг - Легенды II (антология)

Когда он задышал глубоко и ровно, Джармон достал потертый кисет и набил трубку остатками табака.

Земля содрогалась. Гектору казалось, что толчки стали дольше, а то, что они участились, уже не подлежало сомнению. Анаис перед отъездом на восток заметил, что даже Севириму было бы трудно это отрицать.

Гектор смотрел в темное небо, на котором не было звезд.

— Вот и остались мы вдвоем, Джармон, — сказал он, глядя, как летят по ветру клочья тумана.

— Еще Бранн. — Дым, выдыхаемый Джармоном, смешивался с туманом, — Вот и ладно. — Старый солдат наклонился к Гектору над углями костра. — Я никому больше не доверяю, Гектор, а дуракам и себялюбцам особенно. Когда им предлагали спасаться, они отказывались, а теперь, вишь ты, спохватились. Правильно делают, что боятся меня.

Гектор взял в руки королевский скипетр.

— Ты предубежден против него, Джармон. Этот скипетр сделан из древнего дерева и наделен вещей силой. Он дал бы мне знать, если бы рыбак лгал нам, но до сих пор Бранн говорил одну только правду.

— Да какая теперь разница, — повел плечами Джармон. — Вы с ним единственные, кому еще есть что терять.

Гектор посмотрел на него вопросительно.

— Ты говоришь, что попытаться никогда не мешает, но сам боишься потерпеть неудачу, — пояснил Джармон, попыхивая трубкой. — Все время боишься, точно в твоих силах что-то предотвратить. Это дело обречено на неудачу с самого начала, Гектор, но только ты один с этим борешься. Мы, остальные — исполнители, не вожди. Мы знаем, что даже в неизбежном поражении есть своя слава. Для солдата, в конце концов, не важно, чем кончится битва. Ему важно то, как сражался он, важно, стоял ли он до конца или дрогнул перед лицом смерти. Солдат не решает, где, когда и с кем ему биться. Остаться с тобой было единственным, что я решил сам, и я не жалею о своем решении.

А вот ты все время боролся, хотя и молча — боролся против решения короля оставить тебя на острове и против нашего решения остаться с тобой. Ты мог бы отказаться от этого и прожить свои последние дни в подобии мира, если б не родился вожаком. Я не ты — я знаю, что мое мнение о решении его величества ничего не стоит. И живу себе спокойно между нынешним мигом и последним.

— Я стою в тени короля, — сказал Гектор, глядя во мрак. — Я принадлежу к его роду. Я его регент, призванный сохранить его власть над этой землей. Его ответственность перешла ко мне. Если я от нее откажусь, это и будет поражением.

— Не обманывай себя, парень, — серьезно ответил ему Джармон, по привычке пряча кисет на место. — Королевская власть ушла с острова вместе с королем. Спящее Дитя начало просыпаться, когда скрылись из виду паруса королевского корабля. Не отрицаю, что его право на трон сохраняется, пока здесь находишься ты, но в конце концов это утратит всякое значение. Его власть над этой землей, которую прежде никто не оспаривал, теперь надломилась и почти никого уже не защищает. То, что было прочно при короле и при всех правителях до него, теперь продырявилось. Государство, прочное как железо, проела ржавчина. Эти дыры тебе не заделать, как ни борись. Все уже решено. Ты пытаешься уберечь остров в его последние дни, потому что дал клятву, только твой авторитет уже ничего не значит.

Он вынул изо рта трубку и посмотрел Гектору прямо в глаза.

— Но твоего самопожертвования это не умаляет. Может, ты и не станешь великим, но если рожденный стать великим отказывается от возможности себя проявить, это и есть жертва. Уступить в битве, которую ты мог бы выиграть, по слову твоего короля — это великая жертва. Все прочие перед ней бледнеют. — Джармон подгреб к огню сухие листья. — Кроме мешков с песком, разве что.

В эту последнюю ночь Гектору, как всегда, приснились Талтея и дети. Каменистая земля, к которой он прижимался ухом, нагрелась от жара, идущего с севера, и наполнила туманом его ясные прежде сны.

Ему снилось, что он держит на руках свою дочь, играет с сыном, чувствует глубокий лад между собой и женой, а потом на него упала тень. Гектор поднял голову, и тень приняла облик короля, которого он не застал в живых. Того, чья безголовая статуя лежала теперь разбитая на площади Истона. Его деда, Вандемира.

Король безмолвно поманил его за собой, и Гектор увидел, что жены и детей больше нет рядом.

Он последовал за тенью короля через девственно-зеленую долину и само Время. Он шел по тихому, повитому легким туманом лесу, и Время отматывалось назад.

Третий Век, в котором он жил, шел обратным порядком. Гектор видел, как ушедшие с острова флотилии возвращаются в гавань, как заново собранное королевство дробится на части после Сереннской войны, видел саму войну. Он видел, как поля, устланные телами убитых, вновь покрываются зеленью. Годы, складываясь в века, неспешно скользили мимо.

Он оглянулся. Тень короля осталась позади и сливалась с туманом.

Гектор побежал, и обратный ход истории тоже ускорился. От Сереннской войны к войнам человека с другими созданиями и к пришествию человека на Серендаир во Втором Веке. Гектор пытался позвать короля, но в этой прохладной зеленой долине не было звуков.

Он помчался во весь опор, стремясь обнаружить цель всего этого. Второй Век незаметно пролетел мимо, и настал Первый, День Богов, когда землю населяли Древние. Краем глаза Гектор видел, как обращается вспять первый катаклизм. Воды, покрывшие остров, отступали, звезда возвращалась на небо, Подземные Палаты с заключенными в них ф’дорами запечатывались вновь — позднее эти духи вырвутся на волю и вселятся в человеческие тела, как Тсолтан, побежденный отцом Гектора.

С отменой каждого произошедшего события мир, по которому бежал Гектор, становился все более зеленым, свежим, мирным и живым. Перемещаясь против течения Времени, Гектор начинал понимать, сколько магии ушло из мира, в котором жил он сам, и как она наполняла мир в эти давние времена.

Промелькнул и Первый Век, сменившись Преждевременьем. На глазах у Гектора зарождались первобытные племена, возникшие из пяти стихий. Драконы, дети живой земли; кизы, дети ветра; водные жители митлины, предшественники людей, строили прекрасный подводный город Тартекор; спускались со звезд серенны, первые из племен. Ф’доров, демонов стихийного огня, бесформенных и несущих хаос, четыре других племени заточили в подземный склеп, чтобы спасти землю от разрушения.

Гектор видел первозданный мир, нетронутый и спокойный. Потом и он исчез, и земля вернулась обратно в море, и ветер умер. Мир, охваченный огнем, преобразился в летящий по небу пылающий шар, оторвавшийся от звезды, и воссоединился с родным светилом.

Вокруг не осталось ничего, кроме усеянного звездами неба и тени умершего короля. Вандемир устремил на внука печальный взгляд.