Владимир Романовский - Год Мамонта

Редо закряхтел, застонал, и принял, не без помощи Бранта, сидячее положение.

— Шилу увезли, — сказал он сипло. — Фокс и охрана.

— Вы им сказали, где она прячется?

— Еще чего, — сказал Редо, поводил языком во рту, и выплюнул передний резец. — Сами нашли. Нашли, увезли, а потом Фокс вернулся, чтобы мне об этом сообщить. Ну, не специально для этого. Ему нужно было отпустить двух заблудших, которые меня тут держали.

— Как держали?

— За руки. Чтобы я не упал или не убежал. Город эвакуируется. Фалкон и воинство ушли первыми. Фалкон решил, видимо… Да?

— Да. Фрики тоже нет. Вам нужна помощь?

— Помогите мне подняться на ноги.

Брант осторожно взял Редо под мышки и поднял. Редо постоял, опираясь на Бранта, а потом попробовал постоять сам. Получилось.

— Чего уж теперь, — сказал он мрачно. — Теперь уж ничего. Теперь придет Лжезигвард и все будет либо лучше, либо хуже, либо также. Жена, как увидит меня с такой мордой, сразу уедет к теще. Она все терпела, и нищету, и насмешки, но такой морды… — он взял у Бранта свечу, неуверенно подошел к столу, и зажег трясущейся рукой все свечи в канделябре, шипя от боли. Отдав свечку Бранту, он двинулся к зеркалу, висевшему возле камина, и внимательно рассмотрел свое лицо. — …да, с такой мордой ей лучше на глаза не показываться. Как есть уголовник. Надо сперва подлечить морду, а уж потом домой идти. Сколько ж такая морда лечиться будет? Ого. Долго. Месяц, наверное, а может и год. Брант, у вас была когда-нибудь такая морда?

— Не припомню, — сказал Брант, мрачно глядя на Редо.

— Да, такое лучше не запоминать, — согласился Редо. — Честно говоря, я не думал, что Фалкон оставит город. Наверное, очень большие силы идут из Кронина. Возможно, вперемешку со славами. Только бы не артанцы.

— Боитесь артанцев?

— Нет, боюсь, что тогда все население убежит. Славы, конечно, тоже не подарок. Но все же. Неизвестно еще, кто лучше — славы или ниверийцы. Я никогда не видел, как выглядит захваченный город, и как ведут себя захватчики. Слышал всякое, а видеть — не видел. А вы видели?

— Вам нужно отдохнуть, — сказал Брант.

— Да, — согласился Редо. — Отдых — великое дело. Очень способствует развитию мысли. Если бы все все время отдыхали, мысль развилась бы до вселенских размеров. Беда в том, что, похоже, никто никогда у нас не отдыхает, каждый все время чем-то занят, поэтому и мысль не развивается совершенно. Это просто напасть какая-то — идешь, бывало, по улице, смотришь на народ — нет, не развивается мысль. Щеки иногда развиваются у тех, кто много ест, а мысль нет. Идите домой, Брант. Идите и отдохните. А там видно будет.

Он вдруг выронил свечу и стал падать на спину. Брант подхватил его и осторожно уложил на пол.

— Я, вроде бы, умираю, — сказал Редо.

— Вам нужен лекарь, — сказал Брант намеренно твердым, суровым голосом.

— Не думаю, что он мне поможет. Идите, Брант, идите. Я… это…

Он потерял сознание.

Брант прокусил себе губу до крови. Он ничего не сказал Редо, ничем не поделился — просто передал ему Шилу с рук на руки. И вот Редо умирает, а Шилы нет. Их кто-то видел, как они входят в Храм, или неуемная Шила имела глупость показаться здесь на людях. Дура! Стерва! А он, Брант — подставил человека. И человек этот сразу согласился и не задавал вопросов. Но что же делать?

Он разорвал на груди священника рубашку. Да, ничего не скажешь. И сказал бы, да нечего. Лекарь? Лекарь. Да, нужен лекарь.

В главном зале уже никого не было. Очевидно, люди сочли, что провели здесь достаточно времени, и отправились по неотложным делам.

За все время в Астафии Брант ни разу не встретил ни одного лекаря и не знал, где их искать. Неожиданно он вспомнил, что проститутки часто обращаются к лекарям в силу разных недомоганий, имеющихся у них как следствие образа жизни. До Улицы Святого Жигмонда было три квартала.

Город не то чтобы паниковал, но находился в состоянии сосредоточенного возбуждения. Все куда-то бежали и что-то или кого-то искали, и, очевидно, не находили. По улицам катились повозки, нагруженные скарбом.

Улица Святого Жигмонда была вся в движении, но проституток нигде не было видно. Брант пробежал квартал, и в следующем квартале ему попалась одна, стоящая безучастно у стены, явно артанского происхождения.

— Мне нужен лекарь, — сказал ей Брант. — Человек умирает. Вот тебе десять золотых, скажи, где найти лекаря.

— Лекарь уехал, — сказала она. — Пойдем, я тебя успокою, а то ты очень кричишь.

— Некогда мне, — сказал Брант. — Некогда! Лекарь! Эй, люди! Мне нужен лекарь! Кто-нибудь знает, где здесь живет лекарь?

На него никто не обращал внимания.

— Успокойся, — сказала проститутка. — Скоро нас всех убьют. Придут кронинцы и славы, и всех перережут. Напоследок хотелось бы сделать доброе дело. Пойдем.

Брант дико посмотрел на нее. Какая-то она была вся совершенно спокойная, особенно на фоне остальных жителей и его самого — грустная и уверенная. И очень некрасивая.

Неожиданная мысль пришла ему в голову.

— Ты веришь в Создателя? — спросил он.

— По разному, — сказала она. — День на день не приходится. Вообще-то я верю в… мне положено верить…

Брант почувствовал чью-то руку у себя на поясе и автоматическим движением поймал запястье. Оно оказалось очень тонким. Он посмотрел — мальчишке было лет двенадцать.

— Пустите, господин мой! — закричал мальчишка. — Пустите, вам говорят! Не трогайте меня! Я вам ничего не сделал!

— Ты хотел украсть у меня кошелек.

— Нет, не хотел.

— Не рвись, — сказал Брант. — Не рвись! Слушай. Да не рвись ты! Ты мне нужен. И ты тоже, — сказал он проститутке. — Вы мне оба нужны. Это не займет много времени. Час или два. Я вам заплачу. Обоим. Сколько скажете, столько и заплачу. Слышите? Пойдемте со мной. Прямо сейчас.

Сейская Темница была настолько переполнена, что к Комоду в пещеру-камеру на втором нижнем уровне, находящуюся на некотором расстоянии от остальных, за поворотом, посадили еще одного человека — не прямо с улицы, свежеарестованного, но проведшего здесь несколько дней. Заключенных сортировали как попало и не слишком учитывали.

Комод был не то, чтобы очень рад соседу, но поначалу как-то оживился, вышел из апатии, и даже предложил поделиться с ним скудной едой, которую ему доставили час назад — сырой хлеб, вода, и немного свекольного сахара. Сокамерник оказался никем иным, как купцом Бошем, тем самым, что совсем недавно собирался строить доходный дом для богатых на месте снесенного Храма. За время ареста и сидения в темнице он очень похудел и побледнел, и совсем упал духом. Комод пытался с ним заговорить, и вскоре ему это удалось.