Сергей Жилин - Иоанниты

Некоторые сделали это с большой неохотой.

Виктория сделала ровно шаг в мою сторону и снова скрестила руки. На лице проглядываются нотки удивления, злобы и требовательности.

– Итак, у тебя хватает глупости сунуться в Чудо-город, ввалиться в «Рыбу-кружку» и отпустить трактирщика, чтоб тот познал меня. При этом ты прекрасно знаешь, кто я, кто моя банда, даже что я – иоаннит. На худой конец, ты знаешь моё имя. Тебе же лучше оказаться просто идиотом, но я спрошу: что тебе нужно?

– Твоя помощь.

– Людям я помогаю только в расставаниях: помогаю расстаться с лишними деньгами или жизнью. Что предложишь ты?

Единая в отношении ко мне публика дружно усмехнулась. Да и пусть, что плохого, что у меня на ночь глядя выходит повеселить суровых господ.

Я убрал пистолет в кобуру и спрыгнул со стойки. Бестия даже не дёрнулась, понимая, что опасности для неё никакой. Я заглянул ей прямо в глаза, дьявол в которых уже расправляет крылья. Настало время решающего вопроса:

– Ты меня узнаёшь?

– Нет.

– А так? – я чуть приподнял поля шляпы.

– Нет! – не на шутку рассвирепела Виктория.

– Может, так?

Я поднял руку. Витые узоры, которые есть и на теле девушки, засияли, сея во все стороны ослепляющие тонкие лучи. Моя кисть вся покрылась искрами, заканчивающимися на самом конце безымянного пальца.

У Виктории просто отпала челюсть. Руки, расслабившись, повисли по швам, глаза стали расти, перестали моргать, чтоб не пропустить ни секунды светопреставления.

А потом лицо озарила простецкая улыбка.

И она впервые стала похожа на ту, кем и является: на девчонку, на вид которой лет восемнадцать. С большими, полными счастья глазами, с дёргающимися в уголках каплями слёз. Она чуть встала на носки, готовая запрыгать и захлопать в ладоши. Такой она мне больше нравится.

Я погасил свет узоров.

– Узнал тебя с первого взгляда.

– А я… я тебя, если честно, совсем другим представляла.

Сжав кулачки, она какое-то время простояла в нерешительности, но затем просто бросилась на меня, сгребая в объятья. Я обнял её. Тихо-тихо она шепнула:

– Привет, папа.

Глава III

Достоинства чёрного браслета

Банда привела меня к лачуге, ни капли не отличающейся от прочих. За дверью оказался небритый здоровяк с ружьём. Он оглядел товарищей и впустил всех, не став даже спрашивать, кто это притащился с бандой.

Мы прошли по узкому коридору, сильно согнувшись, после чего стали спускаться по лестнице. И всё это в полной темноте. Сзади и спереди пыхтят бандиты. Чёрт его знает, что они думают, узнав о моём родстве с Бестией. Я, по крайней мере, чувствую только их острое желание пырнуть меня ножичком исподтишка.

Впереди показался свет, скоро ступени кончились и мы очутились в просторном подвале, сплошь увешанном фонарями, полном света и движения.

Ящики, доски, ветошь… из всевозможного мусора и настоящей мебели сколочена единая комната с койками, гамаки, столами и совсем непонятными конструкциями. Не спящие остатки банды заняты своими делами: двое режутся в карты (к ним тут же присоединились ещё трое, разобрав себе грязные и мятые картонки), ещё двое лязгают железками и шестерёнками на верстаке.

Привлекая внимание тех, кто ещё не в курсе, Виктория замахала рукой:

– Эй, всем внимание! – жизнерадостно заголосила Бестия на весь подвал. – Представляю вам Августа! Его фамилия Хромер!

– Хромер? – растянул широченную улыбку чумазый мастеровой у верстака. – Это твой брат?

– Это мой отец! Все вопросы утром!

Настала очередь недоумевать второй половины банды – бывалые ребята взялись объяснить им всё. Дочь же схватила меня за руку и потащила в дальний угол, где нашлась единственная комната. Точнее будет назвать это конструкцией из досок и стёкол. Меня втащили в эту тесную будку. Здесь оказалось очень много оружия, навешенного на стены и наваленного прямо на пол. Кроме оружия, каких-то тряпок, растянутых над головой, в комнатёнке нашлись два солидных кресла.

– Садись! – толкнула Виктория меня на одно из них и мигом прыгнула на другое.

Она сложила ноги, забарабанила по подошвам. Поджав губы, она вытянула шею и застыла, силясь что-то сказать. Вопросов, очевидно, слишком много, чтобы выбрать какой-то один.

В этом случае лучше начать мне:

– Вы тут вообще не спите?

– Да, это от меня заразились, – затараторила дочь. – Ума не приложу, как у них это получается, но… Вот те двое, Адам и Дени, вовсе круглыми сутками что-то мастерят.

– Ясно… И как у вас тут?

– У нас всё хорошо, воруем, грабим, поднимаем дебоши! Утром украли, в полдень уже растратили. Весело и беззаботно. Как у тебя-то?

– Орден, может, ты читала…

– В газетах-то? Не, я газеты не читаю. Так что Орден?

Она так беззаботно тараторит и перебивает, что дар речи волей-неволей покидает меня. Ладно, это почти как с Истерианом, справлюсь.

– Орден почти полностью уничтожен. Официально, я остался последним иоаннитом.

– Да ладно? Мама рассказывала, что вас осталось мало… Но чтоб ты остался последним… Впечатляет, пап!

– Мама ведь умерла?

– Да. Десять лет назад, в апреле.

Я не ответил. Мы расстались давно, в тот момент, когда пришлось бежать на Альбион. А это было тридцать восемь лет назад. И были веские причины не брать её с собой. Прошло достаточно времени, чтоб я её забыл. Поэтому не испытываю ничего, кроме некоторого стыда перед дочерью.

Надеюсь, ей не захочется акцентировать на этом внимание.

– И что ты делаешь один? – поспешила Виктория разрушить неловкую паузу.

– Я охочусь на демонов, этим и зарабатываю. У меня напарник…

– Чёрт, а это здорово! У нас в Каледонии демонов почти не бывает. На Альбионе же их много?

– Да, есть целая организация по их истреблению, – додумался я снять шляпу.

– И ты в ней работаешь?

– Нет, я с ними конкурирую.

Виктория улыбнулась и сменила положение ног так, что стало похоже на упражнение гимнаста. Я бы к тридцати с лишним годам детскую непоседливость не уберёг бы.

– То есть, ты один работаешь лучше, чем вся их организация?

– Вроде того. Только я не один, у меня же напарник. Он, кстати, на днях женился. А ты…

– Нет, папа, – не дала она мне закончить вопрос, – меня брак, семья и всё такое не интересует. Ты-то, я надеюсь…

– Не дай бог, Виктория, что ты говоришь.

– Хранил верность маме? – серьёзно спросила дочь.

– Да, можно и так сказать.

Снова повисло молчание. Мы неуклонно возвращаемся к матери Виктории, наверно, потому что ничего общего, кроме неё, у нас нет. Долго же я избегал именно этих воспоминаний, боялся их. Это было и тяжело, и опасно для моей семьи, прятать их приходилось от друзей и врагов.