Лене Каабербол - Сердце саламандры

– Неужели… неужели ты просто повернешься и уйдешь? – спросила Хай Лин. – Уйдешь и оставишь ему Сердце?

– Да.

Я начала спускаться по лестнице. Я сделала то, что необходимо и правильно. Но этого оказалось недостаточно.

Когда я была на полпути к воротам, он окликнул меня.

– Вилл.

Я остановилась, но не обернулась.

– Что?

– Пожалуйста… Я хочу тебе кое-что подарить. Возьмешь?

В тот же миг боль в моей груди утихла, словно Сердце снова оказалось на своем месте.

– Да, – ответила я. – Конечно, возьму. Отдать. И принять. Но не отобрать.

– Только… – умоляюще продолжил он. – Если я его подарю… ты починишь мой музыкальный центр?

Несмотря на всю усталость, меня разобрал смех.

– Посмотрим, что с ним можно сделать.

Но это, конечно же, был еще не конец. Надо было починить телегу и отвезти бедного мистера Густошерста домой, к миссис Густошерстке. Погода держалась отвратительная. Мы все простудились. Но, готовясь к отъезду из Лиллипонда, мы вдруг услышали над головой мощные раскаты, и это был не гром.

«У меня есть сила, у меня есть власть, – распевал голос Джо-Джо в миллионе миль от дома. – У меня есть музыка, у меня есть страсть».

Я рассмеялась. Наверху, в своей комнате под крышей башни, Дэнни наверняка танцевал.

– Ну, я рада, что хоть кто-то сейчас счастлив, – проворчала Корнелия.

– А ты разве не счастлива? – спросила я.

Ее хмурое лицо разгладилось. На губах заиграла улыбка.

– Да, – ответила она. – Сейчас дела идут намного лучше. – Она взмахнула рукой, и на обгоревшем склоне холма снова зазеленели деревья. Улыбка Корнелии стала шире. – Вот так мне больше нравится!

– Вилл, как ты себя чувствуешь, тебе лучше? – обеспокоено спросила Тарани. – Там, наверху… когда ты упала…

– Мне уже хорошо. – Мало сказать – хорошо. На миг я задумалась, и тут мне в голову пришли слова, которые намного лучше описывали, что я чувствую. Пусть это выражение не из тех, что произносят в торжественной обстановке, зато оно прекрасно отражало мое настроение: – У меня легко на сердце.

В сводчатых залах оплота Кондракара мне улыбался Оракул.

«Вот и усвоен еще один урок, – говорил он нам. – Взят еще один барьер. Вы растете, Стражницы. Взрослеете».

– Я хотела спросить… – начала я.

«Что?»

– Когда вы отправите нас назад… нельзя ли немного схитрить?

«Как это – схитрить, Стражница?»

– Ну, просто… мы ведь исчезли не несколько дней, никого не предупредив, ничего не объясняя…

«Ага. Родители».

– Одним словом… да.

«Нет нужды причинять им тревогу и боль. Хорошо, Стражница. Мы «схитрим». Время, как и пространство, здесь податливо».

И мы вернулись в тот же вечер, когда отправились в путь.

На следующий день в коридоре Шеффилдской школы я встретила Мэтта. Мучаясь угрызениями совести, я тупо глядела на свои ботинки.

– Привет, – окликнул он. – Что-то у тебя сегодня усталый вид. Неужели белка всю ночь спать не давала?

– Что-то вроде того, – пробормотала я.

Потом сделала нечеловеческое усилие, подняла глаза и встретилась с ним взглядом.

– Твои щенки…

– Да, – сказал он. – Разбежались по всей квартире. Ни минуты спокойно не сидят, – он улыбнулся мне. – Может, все-таки хочешь на них посмотреть? Заходи после школы.

– Очень хочу, – сумела выдавить я, покраснев до ушей.

Его улыбка стала шире. У меня в груди появилось странное ощущение, не имевшее ничего общего с Сердцем Кондракара, а касавшееся только моего собственного сердца. Оно забилось как сумасшедшее.

– Тогда встретимся после уроков, – Мэтт махнул мне рукой и зашагал прочь.

У меня за спиной Ирма противным голосом затянула:

– А у Вилл свиданье, а у Вилл свида-анье…

Я толкнула ее в бок и велела умолкнуть. Но почему-то с моих губ не сходила довольная улыбка.