Влада Воронова - Пути Предназначения

— Умение обеспечивать безопасность пропагандистской работы гораздо важнее способности краснобайствовать на митингах и сходках. Меня никто ни к чему не принуждал, директор. Я сам сделал свой выбор.

— Я тоже, — ответил Адвиаг.

Он подошёл к Северцеву, протянул руку для пожатия.

Северцев посмотрел ему в глаза. Внимательно, вдумчиво, но не вгрызаясь в душу.

Адвиаг не стал отводить взгляда.

Северцев кивнул, пожал ему руку.

Ринайя сидела в кресле, листала какой-то журнал.

Винсент сел на подлокотник.

— Знаешь, мне вдруг вспомнилось… Отец сказал, что Авдей трижды спасал нам жизнь. Первый раз — когда помог удрать от Панимера. Второй — когда отвёл от костра. А что стало третьим разом?

— Папа оговорился, — быстро сказала Ринайя.

— Для отца оговорки невозможны. У него каждое слово имеет совершенно прямой и однозначный смысл. — Винсент задумался. — Отец не знал, что мой друг Дейк и арестованный по обвинению в погибельничестве и клевете на ВКС Авдей Северцев одно и то же лицо. Хотя тогда его обвиняли только в погибельничесве… Но не в этом суть. Когда я попросил отца помочь Авдею и Михаилу Семёновичу, в тюрьме они сидели оба. Михаил Семёнович в отцовском СИЗО, а Дейк… — Винсент закусил губу, несколько секунд молчал. — Авдей тогда был у коллегианцев. Учитывая, какую чушь наболтал обо мне Панимер, задавать Авдею могли только один вопрос: где изволит прятаться беглый придворный секретарь Фенг.

Ринайя с тревогой посмотрела на мужа. Руки у Винсента дрожали.

— Тогда получается, — сказал он, — что окончательным калекой Дейк стал из-за меня. Он молчал на допросах. И коллегианцы начали применять к нему особые меры воздействия…

— Нет! — вскочила Ринайя. — Винс, послушай меня… — Она крепко, почти до синяков сжала мужу плечи. — Винс, посмотри на меня.

Винсент поднял глаза.

Ринайя села на корточки, прижала его ладони себе к лицу.

— Винс, любовь моя. Ты пойми, Авдей ведь от рождения был связан с мятежниками. Его отец — один из лидеров опаснейшей для империи партии. Ты думаешь у центристов нет тайн, которые интересны коллегианцам? Для их невеликого умишки естественно предположить, что сын должен всё знать об отцовских делах. Коллегианцы спрашивали его о центристах. Ну заодно и о нас с тобой. Мы были среди всего прочего, Винс, понимаешь? Авдея спрашивали о многом, в том числе и о нас с тобой. А он молчал обо всём, и в том числе о нас. Слышишь, Винс? Причина допросов не только мы.

— И всё же, — ответил Винсент, — мы одна из причин.

— Да. Но именно, что одна из причин, но не основная причина. Главная вина за увечье Авдея ложится на Преградительную коллегию, а не на нас с тобой. Да мы с тобой даже не причина! Мы всего лишь следствие. Причиной будет вся избавительско-погибельническая глупость, которой уже не одно столетие позорится Бенолия. К тому же это именно Дронгер Адвиаг, твой отец, вытащил Дейка из коллегии. Не скажи ты отцу об Авдее, коллегианцы его вообще бы обезглавили. Так что лишиться ног — не самая тяжкая потеря, которую можно было понести в такой ситуации. Вы почти сравнялись в счёте. Если Авдей спас тебе жизнь трижды, то ты ему — дважды.

«Граница между истиной и ложью проходит через правду, — подумала Ринайя. — Я Винсенту не солгала ни слова. Хотя и от истины мои слова далеки неизмеримо. Но зачем Винсу вина за то, что он всё равно не смог бы изменить? А всё остальное Дронгер и Авдей должны решать между собой сами. И никто не имеет права вмешаться в их разговор. Я же могу надеяться только на то, что отец когда-нибудь расскажет Авдею всё, как рассказал мне. Ведь это невыносимо — держать на сердце такую тяжесть».

Винсент соскользнул с подлокотника кресла на пол, обнял жену.

— Моя жизнь принадлежит Авдею, — сказал он тихо.

— А как же Кандайс, Манира, Дронгер? — спросила Ринайя. — Разве им ты не нужен? Или мне?

Винсент обнял её покрепче.

— Такие связи — это всё, из чего состоит наша жизнь.

Он немного помолчал. Потом отстранился.

— Рийя, отец говорил о Михаиле Семёновиче как о живом.

— А вот об этом нам с тобой лучше помолчать даже наедине. О чём молчишь дома, о том не проболтаешься на людях. Мне бы очень не хотелось, чтобы из-за неловко оброненного слова под удар попали сразу трое — отец, дядя Берт и Михаил Северцев.

Винсент кивнул.

— Да, нам с тобой лучше помолчать до тех пор, пока кто-нибудь из них не скажет обо всём сам.

Эльван уже третий день жил в Асхельме. И третий день не знал, куда себя деть и чем занять.

Авдею он не нужен. Точнее, колченогий палёнорожий криворучник убеждён, что лучший теньм Бенолии приехал в Гард исключительно ради того, чтобы один раз в сутки на пять минут открыть хрустальный шар и соединить штыри.

Прибавить к этому десять минут, которые Авдей ковылял от лётмарша к Башне, а затем обратно, накинуть ещё пять минут на церемониал и получится ровно полчаса работы в сутки. Остальные двадцать три с половиной часа Эльван оказался предоставлен самому себе.

Об обязанностях телохранителя и слуги пришлось забыть. После той встречи, которую ему устроил Северцев, даже заикаться о подобного рода деятельности было бы нелепо.

Эльван со злобой пнул по стволу дерева и выматерился. Вспоминать своё первое появление в Асхельме стыдно будет до конца жизни. Теньм, который падает в обморок, как истеричная пансионерка. Пресвятой Лаоран, ну и позорище… А с другой стороны, какой теньм бы от такого в обморок не упал? Светоч, который предлагает проводить тебя в твою персональную комнату и собственноручно приносит тебе ужин…

Это даже безумием и бредом не назовёшь.

Живёт Авдей по соседству, через стенку, в точно такой квартирке, которую выделили Эльвану — кухня, ванная, кладовка и комната на четырнадцать квадратных метров.

Когда Эльван спросил Авдея, почему он поселился в квартирёшке для младшей обслуги вместо того, чтобы занять покои в одной из башен ареопага, Северцев ответил, что в реальной жизни такая квартира для безработного калеки уже непомерная роскошь.

«Но ведь вы Открыватель!», — сказал тогда Эльван.

«Открывательство не работа, а разновидность очередной жизненной неудачи, — рубанул на это Авдей. И тут же добавил с виноватой и мягкой улыбкой: — Простите. Я не хотел вас обидеть».

Господина, который опускает себя до того, чтобы извиниться перед слугой, презирают.

Но Эльван не стал слугой. А Северцев не пожелал быть господином.

— Он мой сосед по лестничной клетке, — вслух сказал Эльван. — Только сосед, и всё.

Эльван опять пнул дерево и выматерился.