Галина Романова - Властимир

Буян покраснел, думая, что шутит волхв. Но глаза Чистомысла были добры и спокойны. Он смотрел на юношу, как отец на любимого сына.

— Это как же так? — выдохнул гусляр.

— Помнишь ту Купалину ночь, когда неведомо кто в твоем обличье князя от зла защитил?.. То оберег был. В ту ночь оберег твой тобою стал, а ты — оберегом. С того дня начала перетекать в тебя оберегова сила — в тебе увеличиваться, а в нем уменьшаться, покудова совсем почти не растаяла.

— Но тогда выходит, — Буян погладил замерший камень, — что оберег и должен был замолчать?

— Верно, должен. Просто не было подле тебя никого в тот день, кто б истину растолковал… Оберег сей в века стародавние вырезал волхв Резанец, богатырь с силой чудесной, и другу своему отдал, в путь на бой его провожая. По имени того волхва город Резань был назван. Отдал он оберегам свою силу, но не мог дать им вечности. Все в мире стареет, всему свой предел положен. Ты был послан нам умирающим камнем. Знали мы, что новый оберег рожден будет от смертного мужа смертной женой и сбережет он душу живую в мире нашем. Ныне знаешь ты многое, коли не все, Боян-вещун, камень-оберег. Ответь нам — пойдешь ли с нами?

Волхв протянул ему руку, но Буян не спешил отвечать.

— А кто вы? — наконец спросил он.

— Ты знаешь уже — арии, или дэвсы. Одни называют нас богами, другие — слугами темных сил. Мы живем на этой земле давно… Нет. Я умолкаю. Смертным о нас все знать нельзя, а ты пока не встал в наши ряды.

Буян оглянулся на Прогневу:

— Но как же я могу пойти за вами? Ведь у меня она…

— Человеку всегда трудно решиться покинуть родных и друзей, чтобы обрести новую семью, — молвил волхв. — Ты нужен нам, Боян, как воздух, как надежда, но я не тороплю и говорю тебе: ты можешь отказаться и никто на тебя зла держать не будет.

— Мне можно подумать? — шепотом спросил Буян, не сводя глаз с Прогневы, что не слышала разговора, но старательно прислушивалась.

— Думай, — промолвил Чистомысл. — А чтоб ты не забыл, на-ка, возьми сей перстень!

Он взял руку гусляра и надел ему на палец тяжелый перстень с изображенными на нем вороном с мечом и спиралью.

— Даю его тебе не как знак того, что отныне ты наш слуга, но как напоминание о том, что должен ты однажды вернуть мне его со своим согласием или отказом. Я буду ждать.

Чистомысл вышел из грота.

Издалека послышался оклик — к Буяну бежал арийский воин.

— Вот ты где! Я ищу тебя. Там князь — ему худо.

— Что? Властимир? — воскликнул Буян и поспешил за гонцом.

Властимира перенесли в старые жилые комнаты дэвсов-ариев. Возле него хлопотали два лекаря, толпились любопытные и предлагавшие свою помощь. Но все они расступились, когда в комнату влетел Буян. Гусляр бросился к распростертому на постели Властимиру.

Князь жестоко пострадал от Змея. Тело его всюду, где могла проникнуть едкая кровь, было обожжено. На коже вздулись волдыри, многие из них лопнули — из них сочилась кровь, причиняя князю сильную боль. Властимир стонал сквозь зубы.

— Погоди, друг, я сейчас, — сказал Буян.

Торопливо нашарив за пазухой заговоренный Волховом платок, он осторожно обтер им лицо князя, стирая засохшую струпьями ядовитую кровь. Чары мигом принесли облегчение — Властимир приоткрыл глаза. Его поначалу мутный взгляд понемногу прояснел и остановился на гусляре.

— Ты? — узнал он друга. — Здесь…

— Здесь я, здесь и не уйду. Все будет хорошо!

Властимир попытался пошевельнуться, но каждое движение — даже вдох — отзывались болью. Все тело горело, словно он до сих пор лежал в луже змеевой крови.

— Слушай меня, Буян… — прохрипел князь. — Поезжай к ней… к Веденее… скажи, что я все сделал… убил Змея… Прогневу, сестру ее…

— Здесь Прогнева, здесь, — гусляр кивнул на дверь, где стояла девушка.

— Здесь… — Властимир попытался улыбнуться. — Хорошо… скажи Веденее тогда, что я ее любил… Только ее да землю нашу. Пусть простит и будет счастлива…

— Э, нет, рано ты о смерти задумался, — решительно перебил его Буян. — Погоди, ты еще ей сам это скажешь, или не зваться мне Буяном!

— Нет! — вскрикнул Властимир. — Я…

И забился от боли.

Оставив друга, Буян выскочил из комнаты. Воронок стоял в трех шагах от этих покоев. Гусляр кинулся к торокам, нашарил среди травы и листьев несколько зеленых ягод и вернулся. Он потребовал холодной воды, и когда ему подали, выжал из ягод сок в воду и поднес чару к губам князя, заставляя его испить.

Вода приятно охладила воспаленное горло. Властимир сам не заметил, как выпил все, но это было последнее, что он почувствовал перед тем, как погрузиться в глубокий сон.

Столпившиеся вокруг арии внимательно наблюдали за гусляром. Один из них поднял выжатую ягоду и спросил:

— Ты не отравил его часом, чтоб не мучился?

Буян усмехнулся:

— Это не яд, это сонная одурь. Я его к Веденее свезу — у нее он поправится. Пусть в дороге поспит.

Он взглянул на Властимира. Тот уже крепко спал.

С рассвета шел дождь, и Веденея не отходила от окна. Все валилось у нее из рук сегодня — не елось, не пилось, не ходи-лось, не спалось. Даже дело любимое — травы перебирать — и то пресытило. Девушка с трудом заставила себя сготовить обед на два дня, чтобы не утруждаться назавтра, и присела у окна, глядя на серую пустую улицу и стену соседнего дома. Осень в этот год пришла рано — в середине листопада-месяца. Второй уж день шли дожди.

Сердце-вещун чуяло беду. Накануне снился ей князь в светлом венце с печалью на лице. Будто подошел он к ней, поклонился и сказал: «Ты прощай, радость моя, солнце ясное. Не водиться нам с тобой, не венчатися. У меня теперь любовь сыра земля, повенчал нас с ней да булатный нож».

Хотела она прикоснуться к нему, да закричал он по-звериному и растаял.

И теперь весь день у нее не шел из головы этот сон. Веде-нее стало страшно. И погода тоже не радовала.

Вдруг дворовый пес, что забился под навес, выскочил, подбежал к запертым воротам и забрехал.

Сердце стукнуло и забилось, как пойманная птичка. Не помня себя, Веденея выскочила, как была, под дождь, с усилием распахнула ворота и чуть не закричала, зажав себе рот ладонью.

На том конце улицы сквозь пелену дождя к ее дому двигалась телега, в которую был впряжен один конь. Три всадника сопровождали ее. Ведунья узнала переднего, но не двинулась с места, а застыла, прижав руки к груди, и помертвела, уставившись в землю. Она не пошевелилась, когда телега поравнялась с нею. Прогнева спрыгнула на землю, обняла сестру, но та не ответила на объятия. На того, кто лежал в телеге, заботливо укрытый от дождя, Веденея боялась взглянуть.