Гленда Ларк - Та, которая видит. Запах зла

У меня не было особого опыта в помощи жертвам нападений и насилия. Такие вещи редко случались на Небесной равнине и обычно бывали следствием психического заболевания виновника, однако Гэрровин много рассказывал мне о том, что видел в других местах, и о тех последствиях, которые бывают после таких ужасных травм. Сравнивая то, что я видел, с рассказами Гэрровина о влиянии, которое насилие могло оказать на личность жертвы, я находил мужество Флейм поразительным.

— Ты уверен, что с ней все в порядке? — однажды после того, как я побывал у Флейм, спросил меня Руарт. Он опустился мне на плечо, когда я вышел из гостиницы и уселся на скамье в саду.

— Она хорошо себя чувствует, — ответил я. — Пожалуй, я посоветовал бы вам поскорее отправиться в путь: понимаешь, бездействие и ожидание могут быть для Флейм особенно тяжелы, ведь ей предстоит снова встретиться с тем чудовищем. К тому же когда пакетбот вернется в Лекенбрейг с известием о том, что мы перебрались на Порф, феллиане и гвардейцы могут отправиться в погоню.

Мальчик-слуга, которого хозяйка послала узнать, не желаю ли я чего-нибудь, остановился как вкопанный, разинув рот, и вылупил на меня глаза.

Я ответил ему недовольным взглядом.

— В чем дело, мальчик? Ты что, никогда не видел, как человек сам с собой разговаривает?

Мальчик продолжал таращиться.

— Принеси-ка мне медового напитка.

Руарт слетел с моего плеча и устроился на перекладине стола. Только теперь мальчишка побежал выполнять мой заказ.

— Я обеспокоен, — продолжил разговор Руарт. — Мне кажется, что Флейм… изменилась.

— Ее ведь изнасиловали. Такая травма не проходит бесследно: воспоминания то и дело возвращаются. Ты не можешь ожидать, чтобы Флейм оставалась такой же…

— Ты думаешь, я этого не знаю? — перебил меня Руарт. — Я ведь был там, не забывай.

Я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног.

— О Сотворение, — прошептал я, гадая, правильно ли я понял его слова, — ты видел, как это произошло?

— В первый раз — нет. Флейм пошла в уборную во дворе гостиницы, где мы тогда жили. Когда она не вернулась, я отправился ее искать. Флейм лежала на земле… и я видел, как явились приспешники Мортреда и унесли ее. Я полетел следом.

Руарт умолк, и пауза, казалось, тянулась целую вечность.

— Да, — наконец заговорил он снова, — я видел, что он сделал с ней, потом, той же ночью, в своем доме. Я был там, я слышал все, что он ей говорил. — Руарт по-птичьи склонил голову и взглянул на меня одним глазом, но взгляд его был совершенно человеческим. — И он… он был не один. Они все…

Последовала новая долгая пауза. Я с трудом сдерживал тошноту.

— А потом Флейм отправилась к нему в Крид. Отправилась по доброй воле — чтобы спасти Блейз и Тора. Я присутствовал и при этом тоже. Ночь за ночью…

Выслушав Руарта, я долго не мог говорить. Я открывал рот, но не находил слов, которые выразили бы мои чувства. Я вспоминал то, что однажды рассказала мне Блейз: Флейм и Руарт выросли вместе, они были неразлучны. И он ничем не мог помочь ей, потому что был всего лишь птицей, и единственным человеком, который понял бы его, была сама Флейм…

Я пытался представить себе, какие чувства испытывал бы, случись подобное с Джастрией и со мной. Нет, такое и вообразить было невозможно… Нестерпимая боль и унижение, которые по-настоящему понять мог бы только другой мужчина… мужчина даже в облике птицы.

Когда мальчик-слуга вернулся с медовым напитком, я осушил кружку одним глотком.

— Не знаю, как вы оба это пережили, — сказал я Руарту.

— Придет день, и я убью его.

Слова Руарта могли бы показаться смешными: он был меньше моей ладони, с клювом короче моего ногтя, с когтями менее острыми, чем шипы розы. И все же в нем чувствовалась такая холодная ярость, что угроза выглядела просто констатацией факта и вовсе не казалась смешной.

Скорее всего мое беспокойство не утихало просто потому, что я снова и снова ощущал ужасное зловоние — такое сильное, что оно превосходило запах и напоминало удар физической силы. Каждый раз оно оказывалось более сильным и более зловещим.

— Дун-магия, — говорила мне Блейз. — Кто-то из злых колдунов недавно побывал здесь.

Да, так она говорила, только я был практически уверен: сама она в это не верила. Она считала происходящее вспышкой чего-то, что осталось во Флейм от осквернения ее Мортредом, чего-то, что Флейм отчасти могла в себе контролировать, но от чего окончательно избавится только в тот день, когда Мортред умрет.

Через десять дней после того, как мы прибыли в Амкабрейг, во время завтрака в саду Блейз сообщила мне, что они решили отправляться дальше.

— Я советую тебе тоже перебраться куда-нибудь из Амкабрейга или по крайней мере спрятаться — на случай, если пакетбот в следующий раз привезет приказ здешним властям схватить нас, — сказала она.

— Если хочешь, мои друзья-дастелцы встретят корабль на пристани и выяснят, что смогут, — предложил Руарт. — Из таких мелких и незаметных птичек, как мы, получаются хорошие шпионы.

Я кивнул и поблагодарил Руарта. Он был совершенно прав: хоть на Порфе не такой жаркий климат, как на самом Мекате, все равно окна здесь не имеют стекол, а решетки или ставни — не преграда для птичек: все привыкли, что они часто залетают в помещения, и никто не обращает на них внимания.

— Приятельница Гэрровина Анисти, — сказал я, — предлагает мне поселиться у нее, если меня будут разыскивать. — Я уже несколько раз ходил к Анисти читать книги Гэрровина, но сундук так пока и не прибыл. — Единственная неприятность, которая может меня ждать, — это затруднения с переездом на Брет, если здешние стражники начнут на меня охотиться.

Флейм налила себе в кружку простокваши.

— Если ты пробудешь здесь достаточно долго, мы вернемся обратно, и тогда я с помощью иллюзии смогу изменить твою внешность, — сказала она.

Я покраснел. До чего же меня раздражала эта моя особенность — заливаться краской, словно я стеснительная барышня, а не взрослый мужчина! Вот и теперь — Флейм предлагала мне свою помощь после того, как я отказался помогать им, и это меня смутило. Блейз, негодяйка, скривила губы, наслаждаясь моей растерянностью: она, конечно, сразу догадалась, отчего я покраснел. Флейм ничего не поняла, но Блейз-то читала меня как раскрытую книгу. Дек, временами отличавшийся исключительной тупостью, громко поинтересовался:

— Почему ты стал таким красным, сир-Гилфитер?

— Не твое дело, — прорычал я.

Блейз наконец пожалела меня и переменила тему разговора.