Братья Бри - Слёзы Шороша

– Так и сделаем. Да, ночью подумай над своим новым именем. Оно должно быть… зеркальным. В Дорлифе я Дэнэд. Ты, допустим, Мартинитрам.

Мартин засмеялся.

– А покороче нельзя?.. Марам, например.

– Пусть будет Марам. Отец Семимеса – Малам, а ты Марам.

– Отпад… А что если Мартрам?

– Так даже лучше.

…В доме никого не было: Мартин и Сэмюель делали обход леса. Дэниел решил прогуляться и заодно поискать место – пора. Ещё один день подарить ему – видно же, как он рад этому знакомству – и возвращаться. Он вышел на террасу и, ощутив лицом свежесть воздушной волны, а душой – новость надежды, побежал. Бег горячил его чувства и мысли. Они были уже далеко-далеко. И это «далеко» началось для них где-то здесь. Сейчас он узнает где… Отдалившись от дома ярдов на четыреста, Дэниел остановился, поднял перед собой руку и разжал ладонь. Набежавшая сзади быстрая тень потревожила свет подле его растянутого силуэта на земле – внезапная боль и вместе с ней – внезапная тьма.

Сафа отбросила деревяшку в сторону и первым делом подняла тайный глаз, выпавший из руки Дэниела, и прибрала его в карман кофты. Затем перевернула Дэниела на спину, оглядела его и резко дунула ему в лицо. Приметив блестящую цепочку на шее, потянула её и, высвободив из-под ворота рукодельное пёрышко, что покоилось у него на груди, сорвала. Напоследок выдернула у него из головы волос и, озираясь по сторонам, скорой поступью направилась к папоротниковой поляне, той самой, на которую она и её пленник попали с неба над Дорлифом, пройдя через чёрный тоннель. Нынче она отняла бы у него жизнь, но смекнула, что он ещё может пригодиться ей, если она сама не совладает с тайным глазом…

Сафа узнала место: оно выдавало себя примятой травой и оставшимся человечьим духом. Не мешкая, она приподняла перед собой руку, раскрыла ладонь и принялась творить наговор:

– Откусок, откусок, зацепись за ветер, закружись в вихре, спутай мысли, что в голове роятся, в коей корень твой сидит, дай яви обернуться грёзами, дай памяти начало без выхода и дай ей забыть ту, что тебя силой одарит и на волю отпустит.

Пять раз кряду повторила она слова заклинания, обволакивая ими волос. Затем подула на ладонь, помогая ему зацепиться за ветер.

Дэниела будто кто-то толкнул – он очнулся. «Где я? Трава. Почему трава?» Поднялся на ноги. Голова гудела. Осмотрелся. «Что за чёрт! Похоже, я в лесу… Я в лесу. Откуда взялся этот чёртов лес?! Я откуда в нём взялся?! Доконал меня этот Торнтон. Может, я спрятался здесь от его „видов изнутри“? Не до шуточек – надо выбираться. Живёшь себе, живёшь и вдруг находишь себя в лесу. Чертовщина какая-то. Или торнтовщина?» Дэниел прислушался, ему показалось… «Где?.. где жужжит? Если не в голове, то там. Там надо и оказаться. Ноги идут – значит, окажусь… Голова трещит. А это что значит? Может, чёртово снотворное? Может, здесь я из-за этих пилюль? Забылся и пошёл бродить, как лунатик?.. Утро? Похоже, я бродил всю ночь, а потом свалился».

Около полутора часов Дэниел плутал, задаваясь вопросами, на которые ответов не находилось. Наконец, выбрался из леса. Прямо перед ним стелилась широкая серая лента, убегавшая влево и вправо…

Глава шестая

Микроскопическая бирюзовая точка

Дэниел ощутил себя в пространстве и времени. Он был на Пути, и он был во времени, которое шло вместе с его сердцем. Перекрёсток Дорог вернул ему утерянное памятью, и он вспомнил всё, начиная с утреннего звонка Кристин. Перекрёсток Дорог не погрузил его в забытьё и не дал душе его обрести пристанище в Мире Духов. Перекрёсток Дорог оставил его с болью в сердце с женским именем Лэоэли. Дэниел знал, почему он сейчас на Пути: судьбой ему назначено было доставить Слово в Дорлиф.

– Дэниел… Дэниел, очнись, – позвал незнакомый голос.

Дэниел приподнял отяжелевшие веки: перед ним торчало лицо.

– Как здорово, что ты вернулся. Я тебя всю ночь ждал. Несколько раз засыпал и просыпался, а тебя всё нет и нет, я уже беспокоиться начал: что если не выйдешь? – говорило лицо… падкое до вырисовывания жизни чувств, и в нём среди этих чувств сразу угадывалась доброта, словно оно было приговорено от рождения до смерти быть добрым.

Дэниел узнал этот подвал. Правда, теперь он освещался ярким светом лампочки под потолком и не казался сумрачным закутком, предназначенным для того, чтобы прятать в одной из его щелей запуганную душу. Говорящее лицо тоже светилось… светилось радушием.

– Привет, Джеймс! – вставил в вереницу слов своё слово Дэниел. – Теперь я знаю тебя не только со спины.

– О, да! Хорошо, что ты поймал меня за руку. Я ждал тебя, но больше уже не мог терпеть. Ты слышал? Это невыносимо, правда?

– Твой отец?

– Да.

– Что с ним? Чего он хочет от тебя?

– Не от меня – от матери. По ночам он ищет её, хочет, чтобы она вернулась.

– Она ушла от вас?

– Умерла, и он не может смириться с этим. Знаешь, днём он нормальный человек: приходит после работы – всегда разговаривает со мной, шутит, вместе смотрим телек… А потом, с приближением ночи, напивается. Он боится ночи… из-за матери. Ходит по комнатам, словно сумасшедший, зовёт её, ищет, умоляет вернуться. Это продолжается до утра.

– Боязнь несуществующего дня, – сказал Дэниел машинально вполголоса.

– Что?

– Это я о своём, извини. Сейчас отец на работе?

– Да, ушёл.

– Джеймс, хочу спросить тебя. Ты когда-нибудь пытался идти дальше, в глубь черноты?

– Я не могу, Дэниел: отца жалко. Я не могу покинуть его… предать его, ведь он останется совсем один. Понимаешь, мне кажется, что, если я пойду вглубь, я больше не вернусь. И поэтому я делаю один шаг. И там забываюсь. Если пойду дальше, забудусь навсегда. Я чувствую это… и мне хочется этого… Пойдём наверх – позавтракаем.

– Извини, Джеймс, я должен ехать. Но от кружки кофе не откажусь.

К вечеру Дэниел добрался до места, к которому душа его тянулась больше всего. Он был уже в двадцати ярдах от дома, обласканного лесом, когда на террасу вышел Мартин.

– Гостей сегодня не ждёте?! – выкрикнул Дэниел, и от слов, которые вырвались на волю, ему стало хорошо: дорога была дальней и монотонной, и словам, сказанным самому себе, стало тесно и душно.

Мартин махнул через все ступеньки и побежал ему навстречу, как будто не было этих долгих дней обиды и неприятия. Приблизившись, протянул руку.

– Прости меня, Дэн. Я думал, ты без меня ушёл. Ты должен знать: я прошу прощения по-настоящему. Первые два дня после того как ты удрал (я так считал: плюнул на меня и удрал), я ненавидел тебя. Прости.

Дэниел уже подал ему руку. Выслушав, сказал:

– Прощаю. Ты мог так подумать. В то утро я решил поискать место, где Слеза указала бы вход на Путь. Она (ты знаешь, о ком я) подкараулила меня и вырубила. И, похоже, ушла… туда.

– У тебя нет Слезы?! – с чувством прошептал Мартин. – Как же мы уйдём, Дэн?.. Ты же не передумал?

– Я не могу передумать, Мартин. Когда я ехал сюда, всякое лезло в голову. Но я говорил себе: «Сделай первый шаг, потом будешь думать о втором». Первый шаг – положить дневник моего деда в этот карман. Это его убежище с тех пор, как он попал в мои руки. Перед сном я читал его и оставил на столе.

– Где был, там и лежит.

На террасу вышел Сэмюель.

– Дядя Сэмюель, Дэн вернулся. (По тому, как Мартин сказал это, можно было догадаться, что участь Сэмюеля в дни безвестного отсутствия их гостя была незавидна – находиться рядом с племянником, отвергавшим предательски устроенный мир.)

– Я же говорил, вернётся. Добро пожаловать, друг! Будь гостем в нашей обители, сколько пожелаешь. А хочешь, оставайся помощником лесника.

– Спасибо. Надо подумать.

– Дядя Сэмюель, Дэн есть хочет. Хочешь, Дэн?

– С самого утра не ел.

– С самого утра не ел, – повторил Мартин за Дэниелом – для Сэмюеля.

– Иду накрывать на стол.

– Дэн? – спросил Мартин, не облекая мысль в слова.

– Есть один человечек. Во время приступов страха он пытается спрятаться. Когда доходит до грани, в нём, в его голове, что-то включается, и он видит вход на Путь.

– Не может быть – ерунда. Сказать можно всё, что угодно. Тебе верю. Слезе верю: я держал Её в руке. А каждому психу не верю. И ты не верь, Дэн, и свою тайну под замком держи.

– Сегодня ночью я пошёл за ним и был там. Так что не ерунда.

– Ты хочешь сказать, что это наш шанс.

– И да, и нет, Мартин.

– Почему нет?

– Страх одиночек караулит. Если мы будем рядом…

– Понятно. А как же ты с ним?

– Он не видел меня, а я – только его половину, за неё и ухватился.

– Послушай, Дэн. Может, его мной напугать? Может, я родился таким для этого случая?