Терри Пратчетт - Вор времени

Ознакомительный фрагмент

— Как насчет попробовать построить нечто подобное? — спросил Джереми, расстилая на столе простыню.

Тост выпал из черных ногтей Игоря.

— Что-нибудь не так? — встревожился Джереми.

— Йа чувфтвовайт фебя так, будто кто-то ходийт моя могила, фэр, — ответил Игорь, чье лицо было откровенно потрясенным.

— Э… Но у тебя ж еще нет могилы? — уточнил Джереми.

— Это фигурная речь, фэр, — обиделся Игорь.

— Так вот, мне пришла мысль… построить такие часы…

— Фтеклянные чафы, — сказал Игорь. — Я знавайт такие. Мой дед Игорь помогайт фтроить фамые первые.

— Самые первые? Но это же всего лишь детская сказка! Мне они приснились, и я…

— Мой дед Игорь вфегда говорийт: то бывайт очень фтранные чафы, — поведал Игорь. — Этот взрыв, ну и вфе офтальное…

— Что? Часы взорвались? Из-за металлической пружинки?

— Не фовфем взрывайт, — ответил Игорь. — Мы, Игори, фо взрывами на короткой ноге. — Он пощупал свою ногу. — Найн, флучайтфя нечто… зер-зер фтранное. А мы, Игори, и фофтранным на той же короткой ноге. И даже руке.

— Ты хочешь сказать, стеклянные часы действительно существовали?

Вопрос, казалось, несколько смутил Игоря.

— Йа, — кивнул он. — И в то же время найн.

— Вещи либо существуют, либо нет, — нахмурился Джереми. — В этом я совершенно уверен. Я специальное лекарство принимаю.

— Они фущефтвовайт, — сказал Игорь. — А потом, пофле, никогда не фущефтвовайт. Так фказывайт мне мой дед, а он делайт те чафы этими вот руками.

Джереми опустил взгляд. Руки Игоря были узловатыми и грубыми. Присмотревшись, он заметил широкие шрамы вокруг запястий.

— В нашем фемейфтве мы дорожийт фвоим нафледием, — гордо поделился Игорь, перехватив его взгляд.

— Ага. Типа… сам поносил, дай другому, аха-ха-ха, — сказал Джереми. Интересно, где он вчера оставил лекарство?

— Очень фмешно, фэр. Но дед часто фказывайт, что пофле вфе бывайт… как фон, фэр.

— Как сон…

— Мафтерфкая фтановийтфя фовфем другая. Без чафов. А Дебильноватый Доктор Фпрыг, который тогда бывайт мафтером моего деда, делайт фовфем не фтеклянный чафы, а извлечение фвета из апельфинов. Вфе поменяйтфя, фэр, да таким ф тех пор и офтавайтфя. Фловно ничего и не бывайт вовфе.

— Но сказка-то осталась!

— Йа, фэр. Нафтоящая мифтификация, фэр.

Джереми уставился на испещренную собственными каракулями простыню. Самые точные часы на свете. И всего-то. Часы, после создания которых отпадет необходимость во всех остальных часах, как сказала леди ле Гион. Человек, создавший такие часы, неминуемо войдет в историю отсчета времени. В книге говорилось, будто бы в эти часы заточили само Время, но Джереми всегда относился ко Всяким Выдумкам снисходительно. Часы просто измеряют время. Не было ни одного такого случая, чтобы расстояние попадало в плен к рулетке. Часы просто отсчитывают зубчики на шестеренке. Или… на свете…

Свет с зубчиками. Он видел такой во сне. Не тот яркий, небесный свет, а свет в виде возбужденной линии, волнами прыгающей вверх-вниз.

— Так ты сможешь… построить нечто подобное? — спросил он.

Игорь еще раз посмотрел на чертеж.

— Йа, — кивнул он. Потом показал на ту часть чертежа, где были изображены нескольких больших стеклянных сосудов вокруг центральной колонны часов. — И йа знавайт, что это такое.

— Мне сни… мне казалось, они должны как-то искриться, — сказал Джереми.

— Эти фофуды тайное, очень тайное знание, — сказал Игорь, пропуская слова Джереми мимо ушей. — Фэр, где-то здефь можно приобретайт медные штыри?

— В Анк-Морпорке? Легко.

— А цинк?

— В любом количестве.

— Ферную кифлоту?

— В бутылках? Конечно.

— О, йа, должно быйт, умирайт и попадайт небефа! — воскликнул Игорь. — Пуфкайт меня к медь, цинк и кифлота, фэр, и йа показывайт вам такие ифкры!

— Меня зовут, — сказал Лю-Цзе, опершись на метлу и глядя, как разгневанный тинг заносит руку, — Лю-Цзе.

В додзё воцарилась гробовая тишина. Боевой клич застрял в горле монаха.

— Ли! Хао-гнг? ОйляяяяОйляяяяОйляяяя…

Монах, казалось, не пошевелился, а просто сложился внутрь самого себя, перейдя из боевой стойки в позу до смерти напуганного, во всем раскаивающегося грешника.

Лю-Цзе наклонился и чиркнул спичкой по его незащищенному подбородку.

— Как тебя зовут, отрок? — спросил он, раскуривая измятую самокрутку.

— Его зовут грязь, Лю-Цзе, — сказал подошедший наставник додзё и дал пинка неподвижно застывшему забияке. — Итак, грязь, ты знаешь правила. Дерись с человеком, которому ты бросил вызов, иначе лишишься пояса.

Юноша в течение нескольких секунд оставался неподвижным, потом очень осторожно, почти нарочито осторожно, показывая, что никого не хочет оскорбить, стал развязывать пояс.

— Нет-нет, нам этого не нужно, — мягким голосом остановил его Лю-Цзе. — Вызов был хорош. Вполне пристойный «Ли!» и сносный «Хай-иии!» Давненько мне не приходилось слышать добротных боевых воплей. Кроме того, мы ведь не хотим, чтобы с него свалились штаны, да еще в такой момент, верно? — Он принюхался и добавил: — Особенно в такой момент.

Он похлопал съежившегося монаха по плечу.

— Главное — всегда помни самое первое правило, которому научил тебя твой учитель. А теперь ступай вымойся — кому-то из нас придется наводить за тобой порядок.

Потом он повернулся и кивнул наставнику додзё.

— Наставник, я хотел бы продемонстрировать молодому Лобсангу Беспорядочные Шары.

Наставник додзё низко поклонился.

— Все, что пожелаешь, метельщик Лю-Цзе.

Лобсанг поспешил за Лю-Цзе, а за его спиной раздался голос наставника додзё, который, подобно всем учителям, не упустил возможности закрепить наглядный урок:

— Итак, додзё! Каково же Правило Номер Один?

Так и не поднявшийся с колен монах тоже присоединился к дружному хору голосов:

— При встрече с лысыми морщинистыми улыбчивыми старичками веди себя крайне осторожно!

— Хорошее правило, кстати, — пробормотал Лю-Цзе провожая своего нового ученика в следующий зал. — Я встречал немало людей, которым бы оно очень пригодилось.

Он остановился, не глядя на Лобсанга, и протянул руку.

— А теперь, будь так добр, верни лопатку, которую ты украл, когда мы с тобой познакомились.

— Но я даже не приближался к тебе, о учитель!

Улыбка продолжала играть на губах Лю-Цзе.

— O да, ты прав. Прими мои извинения. Обычный стариковский вздор. Разве не написано: «Я б и собственную голову потерял, не будь она приколочена»? Идем же.