Время жить - 3. Осколки мира. Часть 2 (СИ) - Тарнавский Виктор Вадимович

Ну а сам Кен, семнадцатилетний гимназист выпускного класса, уже твердо наметивший себе путь в летное училище? Для него это была первая заграничная поездка. Из голодной послевоенной Граниды – в роскошь, изобилие и бешеный ритм деловитой горданской столицы. Ему тогда понравился Реперайтер, но не слишком понравилась Гордана в целом. Сытая, равнодушная, зацикленная на деньгах невоевавшая страна, где чиновники и разбогатевшие бандиты пользовались большим уважением, чем военные и инженеры, а сверстники разъезжали на тарахтящих мопедах и были способны говорить только о модных певцах, имена которых ему ничего не говорили, шмотках, комиксах и гулянках.

Тогда он не думал и не мог представить, что двенадцать лет спустя эта страна станет его новым домом, и он снова увидит остров Ксаннет с палубы парохода. Увидит, будучи эмигрантом, изгнанником, человеком, лишенным родины. Но и тогда он мог не беспокоиться за свое будущее, имея в кармане и синюю картонку – горданский вид на жительство, полученный в консульстве еще до отъезда, и подписанный контракт с «Ренгером», и аванс, превышавший его офицерское жалование.

И вот, жизнь описала еще один круг. И нет уже ни контракта, ни денег, ни вида на жительство, а вокруг сотни тысяч таких же беженцев, его товарищей по несчастью и конкурентов за немногие места под солнцем. Но зато только здесь и сейчас понимаешь, что правы были древние, говорившие, что каждый конец – это на самом деле новое начало...

– С добрым утречком! – к Собеско и Чоллю присоединился Дилер Даксель. – Чего это вы так рано подскочили?.. А, вот оно что... Дошли, значит. Вот она, Гордана.

– Это только остров Ксаннет, – уточнил Чир Чолль.

Даксель пожал плечами.

– Какая разница? Все равно, Гордана. Интересно, что теперь дальше?

За все время плавания они ни разу не говорили на эту тему.

– Что дальше? – Кен Собеско задумался. – Дальше нас высадят на Карантинном острове, там мы по местному закону должны будем прожить семнадцать дней. Потом переправят на Ксаннет или прямо на материк. А дальше... Честно говоря, плохо я себе представляю, что дальше. Я ведь в прошлый раз был из привилегированных. У меня был контракт с фирмой, были деньги. И все семнадцать положенных дней я с комфортом прожил в гостинице, питался в ресторане, сидел по вечерам в кабаке с... этими... Потом поехал сразу в Реперайтер. К остальным я как-то тогда не приглядывался. Их, кажется, селили в длинные такие бараки, разбитые на клетушки. На материке их ждали два или три месяца бесплатного проживания в общежитии и биржа труда. Родственники им еще помогали. Или земляки. Еще вербовщиков на Карантинном было, конечно, как мух, но на их посулы покупаться охотников было мало... А больше я и не знаю.

– Ничего, – оптимистично заявил Даксель. – Окажемся на Карантинном, разберемся. Мне бы только Кару там отыскать...

– Послушайте, – Чир Чолль дернул Собеско за рукав. – А вон тот остров, он, случайно, не Карантинный?

– Похож, – Собеско пригляделся. – Да, это определенно он.

– Тогда тут что-то не то, – недоуменно сказал Чолль. – Мы должны к нему идти, а на самом деле отдаляемся.

– И верно, – Кен Собеско развел руками. – Тогда из меня вообще плохой советчик. Что-то в этот раз все идет совсем по-другому.

Насколько по-другому, Собеско полностью осознал только через полтора часа, когда «Капитан Заман», дав приветственный гудок, вошел в небольшую бухту у северной оконечности острова Ксаннет.

Берег бухты был усеян палатками. Здесь были сотни, тысячи палаток, а среди них – десятки тысяч людей. Собеско приходилось разом видеть сто тысяч человек – на стадионе в Шилги, во время матча за кубок страны, но на этом месте поместилось бы с десяток подобных стадионов.

Среди моря палаток стояли длинные одноэтажные здания, очевидно, портовые склады и пакгаузы, и высился одинокий старинный портальный кран, похожий на колодезного журавля. От набережной отходило несколько коротких причалов, отделенных от палаток высоким забором из проволочной сетки, кажется, с колючей проволокой наверху. У одного из причалов стоял небольшой пароходик. С него с помощью сетей выгружали на пирс какие-то мешки и большие картонные ящики.

– Хватит любоваться, – Кен Собеско положил руку на плечо Чиру Чоллю. – Пошли собирать вещи. Кончилось наше плавание.

Пассажиры не торопились покидать корабль, и Кен Собеско прекрасно их понимал. Как ни тяжело было плавание, но за десять дней «Капитан Заман» стал чем-то близким и привычным, а обетованная земля за морем вдруг оказалась кошмаром, переполненным лагерем беженцев, пугающе многолюдным и неизвестным. Но Кену Собеско и его спутникам нечего было терять и нечего бояться. Они одними из первых вошли в небольшой домик – проходную, отделявшую огороженный забором с колючей проволокой причал от шумного лагеря.

«Как здесь называют чиновников иммиграционной службы? – мучительно вспоминал Собеско, пока они двигались в медленной очереди к единственной будке поперек прохода. – Крысами? Нет, не крысами, а, наоборот, змеями. И даже не просто змеями, а удавами... Очаровательное прозвище. И главное, как соответствует...»

Чиновник в будке действительно походил на удава – громадную сытую змеюку, неспешно переваривающую в холодке проглоченную добычу, но все же время от времени постреливающую в пространство тоненьким раздвоенным язычком. Он был толст, почти лыс и смотрел на всех немигающим взглядом рептилии.

– Документы, – лениво сказал он по-гранидски, когда Собеско, Даксель и Чир Чолль поравнялись с его окошком.

Было видно, что эту фразу он произносит в тысячный раз, и она уже успела ему смертельно надоесть.

– Пожалуйста, – по-гордански сказал Собеско, протягивая в окошко три заполненные анкеты по пять страниц каждая, свое офицерское удостоверение, паспорт Чира Чолля и справку Дакселя.

Чиновник коротко взглянул на документы и перебросил их сидящему в уголке неприметному писарьку, что-то корябавшему в большом гроссбухе.

– Судимости имеете? – равнодушно спросил чиновник.

– Пожалуйста, говорите по-гордански, – попросил Собеско. – Один из нас – баргандец. Он не понимает гранидского.

Удав и глазом не моргнул.

– Судимости имеете? Нет? Родственники в Гордане есть? Нет?

– У меня могут быть родственники здесь, в лагерях для беженцев, – торопливо сказал Даксель. – Жена и дети. Их зовут...

– Потом, – оборвал его чиновник. – В лагере есть доска объявлений. Общий режим или льготный?

– Есть и такой? – поинтересовался Собеско. – И сколько это стоит?

– Десять граммов золота в сертификатах или горданских брасах.

«Однако, – подумал Собеско. – Пять лет назад было всего четыре грамма. Ох, меняется все как, меняется...»

– Нет? – чиновник не проявлял ни малейшего интереса. – Тогда проходите. Добро пожаловать в Гордану.

Это прозвучало как издевка.

– Подождите, – не сдавался Даксель. – Я бывший сотрудник горданской корпорации «Ренгер». Работал на металлургическом заводе в Макьелине, Шуан. Заместителем директора.

– Проходите, – чиновник раздраженно посмотрел на Дакселя. – Кому надо, разберутся. Не задерживайте очередь. Следующий.

Дакселю ничего не оставалось, как только признать свое поражение.

– Ну и чучело, – сказал он, разведя руками.

– Удав, – поправил его Собеско. – Иммиграционную службу здесь называют удавами.

Но все это уже не имело значения. Они прошли через проходную и оказались на широкой площадке, со всех сторон окруженной людьми. Дальше были видны все те же бесконечные палатки.

– И что теперь? – Чир Чолль остановился и вопросительно глянул на Собеско. – Куда?

Собеско не ответил. В этой толпе он сам чувствовал себя одиноким и потерянным. Ему некуда было идти.

Кучка новеньких, прошедших в лагерь раньше них, так же беспомощно жалась к проходной.

– Вы туда идите, к горушке, – посоветовал какой-то доброхот из толпы. – Там в бывших складах еще полно места. Не скапливайтесь тут.