Джим Батчер - Фурии Кальдерона

Она повернулась к нему лицом.

— Да, Тави, — произнесла она негромко, но твердо. — Он погиб. Пятнадцать лет назад. Ты понял?

— Но…

— Тави, — вздохнула Исана. — Мне нужно, чтобы ты мне верил. Пожалуйста. Хоть ненадолго.

Он закрыл глаза, потом кивнул.

— Хорошо, мэм.

Исана устало улыбнулась ему.

— Вот они, твои гости. И не забывай: не говори слишком долго.

Она вышла. Секунду спустя в дверь, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, вошел Дорога. Дюжий вождь был одет в набедренную повязку, украшенный перьями танадента плащ и яркую рубаху. На поясе у него болтались алеранские башмаки, хотя шел он босиком; на каждом пальце красовалось по перстню. Левая рука висела на перевязи и сильно распухла, но он явно пребывал в хорошем настроении и улыбнулся Тави, подойдя к его кровати и стиснув ему руку в костедробительном пожатии.

Следом за ним шла хмурая, как туча, Китаи, одетая в алеранскую рубаху, бесцеремонно заляпанную едой и грязью. Длинные светлые волосы ее были собраны в аккуратную косу, открывавшую изящные скулы и шею.

— Ну, юный воин, — прогрохотал Дорога. — Я расплатился с тобой за спасение моего щенка…

— Дочери, — перебила его Китаи. — Я больше не щенок, отец.

— Дочери, — поправился Дорога, расплывшись в своей белозубой улыбке. — Ты спас мою дочь, и я расплатился с тобой за это. Но потом ты спас и меня. Я считаю себя все еще твоим должником.

— Но я ничего не сделал, — возразил Тави.

— Ты крикнул и предупредил меня, — сказал Дорога. — Если бы не это, я был бы сейчас мертв. — Он стиснул плечи мальчика, и на мгновение Тави испугался, что там сейчас что-нибудь снова сломается. — Спасибо.

— Но то, что я сделал, это ведь мелочь. Это вы сделали главное. Вы привели свою орду и одолели ту орду.

— Я еще верну свой долг тебе, — пообещал Дорога. — А ты доверши то, что намеревался сделать. Это наше мужское дело. — Дорога улыбнулся ему и поднялся. — Китаи.

Китаи нахмурилась.

Дорога строго посмотрел на нее.

Китаи закатила глаза и повернулась к Тави.

— Спасибо, — буркнула она. — За то, что спас мне жизнь.

Тави зажмурился.

— Э… Не за что.

Она прищурила глаза, глядя на него.

— Не думай, что я это забуду.

Тави показалось, что это звучит скорее как угроза, а не обещание.

— Э… Нет. Я так не думаю.

Китаи насупилась еще сильнее, хотя что-то в ее глазах чуть оттаяло при этих его словах.

— А я собираюсь научиться ездить верхом, — заявила она. — Если ты не против.

— Э… Да нет, конечно не против. Это просто здорово, Китаи.

Тави с надеждой посмотрел на Дорогу. Тот закатил глаза и вздохнул.

— Нам пора, — сказал он. — Ваш вождь хочет благодарить меня завтра, и Китаи нужно еще постирать свою рубаху.

— Только щенки носят рубахи, — огрызнулась Китаи. — Какой дурак надел ее на меня? Мне она не нравится, я не хочу ее носить. Почему я не могу одеться так, как одеваются нормальные женщины у маратов?

— Ты что, хочешь разгуливать здесь нагишом, как они? — возмутился Тави. — Ты с ума сошла! Пока ты здесь, будь добра одеваться как положено, слышишь?

Дорога расплылся в широченной улыбке.

— Вот это правильно. Отлично.

Китаи скрестила руки на груди и одарила Тави взглядом, способным обратить в прах даже камни. Тави натянул одеяло чуть выше. Китаи возмущенно фыркнула и вылетела из комнаты.

Дорога громогласно расхохотался и взъерошил Тави волосы — в точности так же, как делал это дядя Бернард.

— Ты обречен, юный воин. Обречен. Но мы с ее матерью начинали точно так же.

Тави снова зажмурился.

— Что?

— Мы еще увидимся. — Дорога повернулся к двери.

— Что? — повторил Тави. — Что там с ее матерью? Дорога, да погоди же!

Дорога даже не задержался в дверях, продолжая посмеиваться.

— Помни, что я сказал, Тави. Мы еще поговорим.

Тави, хмурясь, откинулся на подушку. У него создалось впечатление, будто он увяз по самые по уши… только не совсем понятно в чем.

— Довершить? — хмуро буркнул он себе под нос. — То, что я начал?

В дверь осторожно постучали, и Тави увидел изборожденное шрамами и морщинами, улыбающееся лицо Линялого.

— Тави, — радостно произнес Линялый.

Тави улыбнулся в ответ.

— Привет, Линялый. Зайдешь?

Линялый проскользнул в комнату, держа под мышкой что-то длинное, завернутое в красную тряпку.

— Что это у тебя? — спросил Тави.

— Подарок, — сказал Линялый, протягивая ему сверток. — Подарок, Тави.

Тави взял его в руку; сверток оказался тяжелее, чем он ожидал. Он опустил его на колени и размотал тряпку. Собственно, это оказалась не тряпка, а алый гвардейский плащ из мавзолея, а в нем, в старых, потертых ножнах, лежал старый, иззубренный меч — тот самый, который Амара позаимствовала в мавзолее и которым бился на стене Линялый.

Тави поднял взгляд на Линялого — тот улыбнулся в ответ своей обычной глупой улыбкой.

— Тебе.

Тави нахмурился.

— Линялый, тебе не обязательно больше притворяться, — тихо сказал он.

На мгновение в глазах Линялого, под которыми были выжжены на щеках клейма, характеризовавшие его как труса, что-то мелькнуло. Еще секунду он молча смотрел на Тави, потом хитро подмигнул ему.

— Тебе, — повторил он тем же самым голосом и повернулся к двери.

В дверях кто-то стоял. Высокий, плечистый, с длинными руками. Лицо его казалось ненамного моложе дядиного, но что-то в его зеленых глазах говорило о том, что он старше, чем кажется. В волосах его блестела седина; тяжелый плащ из простой серой шерсти оставлял открытым лишь часть лица.

Линялый как-то странно вздохнул.

— Недешевый подарок, — заметил незнакомец. — Ты уверен, что это твое и ты можешь дарить это, а, раб?

Линялый упрямо выпятил подбородок, и даже сутулые плечи его чуть расправились.

— Для Тави.

Мужчина в дверях сдвинул брови. Потом пожал плечами.

— Оставь нас. Я хочу поговорить с ним наедине.

Линялый опасливо оглянулся на Тави, потом неожиданно почтительно поклонился незнакомцу. Он одарил Тави еще одной глупой ухмылкой и исчез за дверью.

Незнакомец тихо прикрыл дверь и уселся на соседнюю кровать. Взгляд его зеленых глаз ни на мгновение не отпускал юношу.

— Знаешь, кто я?

Тави мотнул головой. Незнакомец улыбнулся.

— Меня зовут Гай Секстус.

Тави невольно открыл рот. Потом сел.

— Ох, сэр… сир, — пробормотал он. — Я вас не узнал. Извините…

Гай поднял руку в бархатной перчатке, останавливая его.

— Нет, оставайся в постели. Тебе нужен отдых.