Андрей Валентинов - Рубеж

— Копья к бою!

Остановились. Ощетинились. Подняли круглые щиты. А я замер, рот раскрыв да глаза вылупив. Что за притча? Оли говорят — я понимаю. Польский? Нет, не польский…

— Кто такие? Почему загородили нам путь?

Это, наверно, старшой. Шлем серебром блещет, панцирь в каменьях…

— Панове! Панове! По-какому это они?

Старшой в шлеме ждал. Пан Логин с есаулом переглядывался, Панове черкасы перешептываться начали.

— Он спрашивает, кто мы такие и почему мешаем им проехать, — не выдержал я.

Вэй, длинный мой язык! Ну отчего я его не отрезал!

— А растолкуй как есть, — сотник Логин нахмурился, провел рукой по седатым усам. — Да только не ври, жиду!

Я открыл рот — и вновь замер. Растолковать? Да на каком наречии?

Ведь не могут же эти, в темных латах…

— Отряд военачальника Логина. По своей надобности. …изъясняться на Наречии Исключения! Почудилось! Почудилось?

— Логин? — темные брови старшого поползли вверх. — Спроси его, толмач: не родич ли он Секста Логина, что командует сотней в Гамале? Не почудилось! Наречие Исключения, язык мудрецов, язык «Зогара»! Делать нечего — перевел. И ответ тоже. Не родич, как выяснилось.

— Спроси господина Логина, не доходили ли до него слухи о Царе Иудейском, что будто бы родился в недавнее время? Вэй, веревочку бы мне! Челюсть подвязать! Странно, когда я перевел, пан Логин вроде как успокоился. Успокоился, хмыкнул.

— Никак свои это, хлопцы! Не басурмане! А ты, Юдка, перетолкуй, что о Царе Иудейском всем ведомо. Родился он во граде Вифлееме, в пещере, где пастухи тамошние череду от дождей прятали!

По загорелому лицу старшого промелькнула усмешка. Ох и не понравилась мне она!

— Спасибо! Передай господину Логину благодарность от имени царя нашего, царя Великого, Владетеля Четырех Стран! Счастливо оставаться, ну а нам пора! В Вифлеем, ребята! Зададим им жару! — В Вифлеем! В Вифлеем! — гаркнула сотня глоток, да так, что сам пан Логин отшатнулся.

Расступились. Опустили рушницы. Долго взглядами провожали.

— Эх, дорогу не спросили! — вздохнул есаул.

Ему не ответили. Даже пан Загаржецкий промолчал. Словно понял что-то.

И я молчал. Поздно вспомнил я, глупый жид, что Наречие Исключения — «язык ветвей» — всего-навсего арамейский!

…Глас в Раме слышен, и плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет…

Теперь уже не кулеш варили — затируху из соломахи. Вот беда! И жида салом не накормишь!

Ковырял я ложкой соломаху да все кости вспоминал, что у кострища старого нашли. Те тоже, наверное, сперва салом пробавлялись. Сперва салом, после — кашей…

Вэй, читал я как-то в «Лембергской газете» про капитана британского. Храбр был капитан, два раза вокруг земли плавал. А в третий раз поплыл — и попал аккурат к таким, как мы. Оголодавшим.

К ужину.

Подумал — и застряла в горле та соломаха. Хороша шутка, цудрейтор Юдка!

Эх, если бы шутка! Вот и панове черкасы словно тоже про того капитана вспомнили. Уже не зубоскалят, не гогочут. И я не буду. Посижу, соломаху-затируху ложкой поковыряю.

Да и подумаю. Сытое брюхо, как известно, к ученью глухо, голодное же — наоборот.

— Ну чего, жиду, скучно без сала?

— Ох, скучно, Панове! Думаю.

Говорил как-то один мудрый человек: правильно ставь вопросы, а ответы сами придут.

Ну, например.

Если тому четырехпалому от меня что-то вконец нужно, отчего это он пропал? Отдохнуть решил, что ли?

Я даже оглянулся. Пусто! А говорил — не отстанет!

— Эй, пан Юдка, чего глядишь? Или места знакомые?

— Пока нет, пан Логин. Пока еще нет.

Места, действительно, прежние — горы нависают, сосны за камни цепляются.

И Окон не видать. Давно уже.

Вопрос второй. Кому нужно, чтобы жид Юдка этих Черкасов не погубил, а на верный шлях вывел?

Хороший вопрос! Только ответов на него много. Поэтому иначе спросим. У кого такая сила есть…

— Или не слышал, жид? Сказано — по коням!

— Бегу, бегу, пан есаул!

…чтобы к бедному Юдке некоего призрака приставить? Да не просто чтобы выл и цепями тряс, а чтоб в нужную сторону толкал? Вэй, как интересно! Один вопрос, два ответа! Едем!

Сполох сторожа подняла — Тарас Бульбенко да Нечитайло-заризяка. Громко вопили, словно впереди целое воинство фараоново. А что?

«А не видел ли господин Логин некоего Моше, что бежал из страны нашей с голотой разной?»

Я бы не удивился. Околица!

— Пан сотник! Пан сотник! Там… Там такое! Да не ворог, Панове, нечего рушницы хватать!

Эге, и вправду! Шла себе дорога меж гор, бежала. Петляла. Исчезла.

— Ого, хлопцы! И чего ж тут такое было? Я и сам затылок почесал. Что ж тут было такое, чтобы превратить горы… …в щебень, в черную гарь, в грязный песок, в мелкое крошево? Да не просто, а, почитай, на целую версту! Были горы — и сгинули!

Я оглянулся по сторонам. Нет, остались горы. Да только обрубленные, оплавленные, почерневшие.

— С коней, хлопцы! В поводу держать. Осторожно идти.

— Да тут, пане сотник, не иначе, велеты гопак плясали!

Велеты?

Прочь Тени!

Та-а-ак! Никуда не делась дорога. И Бездна никуда не исчезла. Значит, просто мара. Призрак, тень, след чего-то страшного, что случилось здесь. Или не здесь даже. Ведь Околица!

— Пане сотник! Пане сотник! Понял я, чего здесь было! Бонба тут рванула! Да так рванула, так ахнула!..

— Все-то тебе, Гром, бонбы да мины! Это ж какая бонбища нужна, чтоб горы своротить?!

Чем дальше, тем меньше обломки. Вот уже один песок остался — черный. Вроде бы и вправду горело! А это что? Уж не стекло ли блестит?

Ну и пусть себе блестит! Дорога никуда не делась, а я…

…А я еще один вопрос задам. Самый интересный. Что важнее? Чтобы я Черкасов пана Логина спас — или чтобы заклятие нарушил?

И опять — два ответа.

— Осторожней, панове!

Вэй! Аврааам, Ицхак, Иаков! Да что ж это?

— Свят, свят, хлопцы! А ну, стой! Сперва молитву сотворим! Отче наш иже еси… И вправду!

Яма. Ямина. Ямища. Кругом идет, а в том круге саженей… Триста? Больше?

Больше! Края ровные, черным стеклом блестят, на дне… Вэй, и смотреть не хочу

— А ведь и вправду, панове, рвануло! Рвануло — аж камень запекся — Да врешь ты, Дмитро! Такое лишь Сатане клятому под силу!

— Цыть, дурни, доболтаетесь! А ну, хлопцы, в обход! Да по сторонам глядите. Не ровен час!.. А я смотрел в черный зев пасти Шеоловой, стеклянным блеском блиставший, и иной блеск вспоминал. Вспоминал да в который раз себя дурне величал. Как же, Юдка-шлемазл, забыть такое мог!

—"Смотри, Консул! Дальше ни ты, ни я не властны… Будет наша смена —проскочите без потерь. Или для вида придерутся… Ой, продала дивчин сердце, та и купила черкасу седельце… Пан или пропал. Держи, Консул…"