Владимир Васильев - Атлантида

Но у этого автономного генератора-ключа был один маленький недостаток.

У него не было таймера.

Сейчас над бункером бурлила мутная, грязная вода. Тонна за тонной оседали на дно песок и напитавшееся водой дерево, мертвые животные и рыбы, камни, снесенные бушующими потоками со своих привычных мест… Все это укрывало последний приют атлантов, обломков древней цивилизации, прочным и толстым саваном забвения.

И все же пройдут тысячи лет, прежде чем от великой Атлантиды останутся лишь обрывочные, неясные воспоминания. Зато останется кое-что другое. Некоторые из слуг атлантов уцелели — те, что в момент катастрофы находились на дальних форпостах. Их было несколько — этих станций, разбросанных по планете, имеющей связь с Посейдонисом посредством технологий, вновь открыть которые людям доведется еще очень не скоро. Полуостров, который в будущем назовут Испанским. Жаркая, пустынная земля, которой суждено породить правителей-фараонов. Земля иная, наполненная жизнью — и людьми с чуть красноватой кожей, чьих далеких потомков уничтожат жестокие конкистадоры.

Уцелевшие не были ни учеными, ни даже учениками. Они были не более чем слугами — и все же донесли до потомков крохи, жалкие крохи наследия атлантов. Пиктографическое письмо, оказавшееся удобным и на удивление понятным даже совсем разным народам. Преклонение перед Пирамидой — именно такую форму имел центральный дворец Посейдониса. Некоторые зачатки знаний о земледелии, ирригации… обо всем том, чему не успели толком научить своих слуг атланты, решившие поставить на первое место войну. Где-то воспоминания об атлантах скоро ушли в забвение, а в иных местах тысячелетиями из уст в уста передавались легенды о мудрых сильных светловолосых богах, которые ушли, но обещали вернуться.

Но не только гибелью Посейдониса окончилась катастрофа, вызванная прорывом границ меж мирами. Магические потоки, пронизывающие и атмосферу, и воду, и каменную толщу земли, почти погасли. Магия умерла… олимпийцы, некогда повелевавшие стихиями, сохранили лишь крошечные частички былого могущества. Великолепная цитадель, оплот силы и величия Гипербореи, скоро пала под ударами… нет, не варваров, а силы куда более опасной, хотя и лишенной злобы, жестокости или жажды наживы. Холод — именно холод заставил всесильных магов искать путь в более теплые края. Теперь их сил не хватало на то, чтобы обеспечить вечное лето на Олимпе. Они ушли на юг, отыскав себе новый дом — много позже эта земля породит одну из высочайших культур человечества, культур, у истоков которой стояли гиперборейские маги, снискавшие славу богов. Но и от них, от гиперборейских богов, вскоре останутся лишь легенды, при пересказе приобретающие все новые и новые оттенки и уходящие при этом все дальше и дальше от реальности.

Все это будет. А пока…

5

Шум крыльев заставил высокого человека, прикованного к скале, медленно поднять голову. Он был страшен… он и ранее не отличался красотой, теперь же его лицо, исполосованное недавно зажившими шрамами, было ужасно. Но куда ужаснее старых рубцов и свежих ран было выражение лица прикованного — вечная мука. Боль, длящаяся уже немыслимо долго и обещающая повторяться снова и снова, в бесконечной череде лет.

— Подлети поближе, — чуть слышно прошептал он спекшимися губами. — Во имя Тартара, ближе. Дай мне схватить тебя…

Орел кружил над прикованным, выискивая удобный момент для нападения. Для него это был не более чем кусок свежего, вкусного мяса, оставленный в непосредственной близости от гнезда, где ждали голодные птенцы. Птица была осторожна — один раз это существо, уже раненое, сумело причинить ей боль. У орла была хорошая память.

Прометей сжался, насколько позволяли железные цепи. Он чувствовал, что если не сумеет свернуть шею проклятому хищнику, то вскоре будет обречен на поражение и уход в Тартар. В последнее время его сила таяла, и он не понимал, что с ним происходит. Даже простейшую царапину теперь удавалось затянуть лишь с огромным трудом, а если орлу снова удастся располосовать ему живот, а то и выдрать кусок мяса — тогда останется только молча истечь кровью.

Птица атаковала. Титан рванулся вперед, вывернутые руки пронзила боль, но щелкнувшие челюсти захватили лишь перо — орел издал возмущенный клекот, отпрянул, и снова закружился над добычей, выбирая подходящий момент для нового нападения. На этот раз он избрал своей целью ноги несчастного. Прометей застонал от бессилия — отразить эту атаку ему, вероятно, не удастся.

Раздался негромкий хлопок, за ним последовал отчаянный вопль птицы. Длинная стрела с белым как снег оперением пронзила орла на вылет. Он еще бил крыльями, еще пытался держаться в воздухе, не осознавая, что мертв, — и падал, падал вниз, на острые камни.

Прометей проводил взглядом своего мучителя, затем попытался разглядеть стрелка. Далеко внизу, едва видимый отсюда, с высоты, двигался человек.

— Отменный выстрел, — хрипло пробормотал титан, вдруг почувствовав странное успокоение. Не оттого, что проклятая птица нашла свой конец. Появление здесь этого стрелка было Знаком. Добрым Знаком.

Человек тем временем, быстро перепрыгивая с камня на камень, поднимался по уступам к прикованному титану. Прошло несколько долгих мгновений, и Прометей узнал неожиданного спасителя.

— Радости тебе, Прометей, — широко улыбнулся стрелок. Но улыбка тут же увяла, когда он разглядел изможденного, изуродованного друга.

— В этом мире мало радости, Геракл. Смотрю, ты все еще великолепно владеешь луком. Это те самые стрелы, о которых ходят легенды?

— Нет, — покачал головой герой. — Эта тварь не заслуживает капли яда гидры. Но… Прометей, я принес новости, которых ты, думаю, ждал.

Прометей обладал провидческим даром, которого опасался даже Зевс. Но тут не стоило быть провидцем, чтобы догадаться, о чем идет речь. Сколько он думал об этом, сколько раз представлял себе… как явится кто-то из гиперборейцев, дабы объявить о том, что он, Прометей, свободен. И тут же понял… понял и скрипнул зубами от бессильной ярости.

— Я думаю, Зевс не переменил своего решения, ведь так?

— Так, — опустил голову Геракл. — Его слова все еще в силе.

— Значит… кто?

— Хирон.

Из горла Прометея вырвался горестный стон.

— О, тьма Тартара! Зачем!

— Мне тоже больно вспоминать об этом, друг, — Геракл некоторое время помолчал. — Может быть, даже вдвойне больно. Ведь это из-за меня он ушел в Тартар навсегда.

— Из-за тебя? Или все же из-за меня?

— Я сказал… лишнее. Слишком много лишнего. Мои слова заставили его пойти на это. Ради Гипербореи… ради всех нас. Он ушел в Тартар… Знаешь, я никогда не думал, что слова могут убивать. То, что я рассказал ему, принесло ему вечную мглу царства Аида ничуть не менее верно, чем если бы я вонзил в него стрелу, отравленную ядом гидры. Но об этом потом, а пока протяни руку, я перерублю цепи.