Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

С этими словами он пришпорил коня и пустил его быстрым галопом.

Род последовал за Туаном, еле слышно проговорив:

— О’кей. Вот как все обернулось. Но по крайней мере я хотя бы не сделал хуже, чем было!

— А теперь давай поскорее одержим победу, Род, — отозвался Векс. — Чем короче будет бой, тем меньше будет жертв.

Род придержал коня и остановился между королем, который уже отдавал приказы гонцам, и отцом Мак Ги. Тот встретил Рода испытующим взглядом.

— Ну что, удалось нам неопровержимо доказать, что местные жители не способны самостоятельно решить свой спор?

— Да, черт подери! — буркнул Род, смутился и добавил: — О… прошу прощения, святой отец.

— Не извиняйтесь. Но как хотелось бы соорудить плотину на пути этого бурного потока… — Мак Ги прищурился и устремил взгляд в сторону войска мятежников. — На самом деле, пожалуй, стоит попробовать… Н-но! — Он пришпорил коня и во весь опор поскакал к армии противника.

— Что за… Вернитесь!!! — крикнул Род, закрыл лицо ладонью и застонал.

— Что это с отцом Мак Ги? — ошарашенно проговорил Туан. — Он что, рассудка лишился?

— Нет, ваше величество. Он всего лишь рассвирепел.

— Безбожный отступник! — выкрикнул отец Мак Ги на скаку. — Иуда!

Архиепископ, еще не успевший добраться до передовых шеренг своей армии, изумленно обернулся, увидел всадника в монашеской сутане, и побледнел.

Леди Мейроуз, стоявшая на холме позади войска, тоже сильно побледнела, вогнала шпоры в бока своей скаковой лошади и закричала:

— Расступитесь! Пропустите меня! Я должна выехать ему навстречу, иначе всему конец!

Воины расступились, движимые более изумлением, нежели послушанием.

Архиепископ дышал, как рыба, выброшенная на берег.

— Неужто вы позволите какому-то монаху укорять и оскорблять вас? — требовательно воскликнул ди Медичи. — Воспряньте духом, милорд! Вы погубите и себя, и нас! Вы должны сурово отчитать этого человека!

Архиепископ закрыл рот, поджал губы и погнал коня навстречу Мак Ги.

— Прочь с дороги, самозванец! Кто ты такой, чтобы укорять своего архиепископа?!

— Вы отлично знаете, кто я такой! — в гневе вскричал Мак Ги. — Я Моррис Мак Ги, глава ордена Святого Видикона Катодского! На колени перед тем, кто старше тебя, лживый прелат!

Его слова были хорошо слышны и тому, и другому войску. Все воины до единого — и рыцари, и простые крестьяне — вытаращили глаза и раскрыли рты.

— Он сделал это! — воскликнул Туан. — Он дал всем понять лживость церковного раскола!

Однако архиепископ пока не сдавался:

— Это ты самозванец и лжец! Возможно, ты даже не священник! Никто никогда не видел главу ордена. Он никогда не бывал на Грамерае!

— А теперь он здесь! — Мак Ги резко выбросил вперед руку с вытянутым указательным пальцем. В лучах яркого утреннего солнца ослепительно сверкнул его перстень. — Вот мой перстень и вот моя печать!

Только архиепископу был отчетливо виден знак ордена: узкая медная полоска интегрального чипа — микросхемы в зажиме типа «крокодил», а рыцари обоих войск заметили только то, как архиепископ мертвенно побледнел.

— Это настоящий знак! — прошептал он. — Это перстень, изготовленный самим святым Видиконом! Как часто я видел его изображение в наших священных книгах, и оно же — на нашей печати!

Королевские воины не понимали, что происходит, но почувствовали, что дела идут на лад, и радостно вскричали.

Их голоса для герцога ди Медичи прозвучали победным кличем. Он в отчаянии стал озираться по сторонам, он был готов повести войско в бой, но заметил сомнение в глазах своих солдат и понял, что, если армия короля пойдет в атаку, они отступят. Движимый последней надеждой, Медичи воззвал к отряду монахов:

— Слушайте меня, люди Божьи! Вашему господину грозит опасность! Вперед, за мной, вызволим его!

Монахи переглянулись, перевели взгляды на архиепископа и Мак Ги и не тронулись с места.

— Я обезглавлю любого, кто откажется идти за мной! — вскричал ди Медичи и выхватил меч из ножен.

Монахи в страхе смотрели на него. Затем вперед вышел отец Ригорий. Один за другим следом за ним потянулись другие монахи.

Леди Мейроуз проскакала мимо них и, оказавшись рядом с архиепископом, придержала свою лошадь.

— Милорд, вспомните! Вспомните о прегрешениях Римской Церкви! О тех пороках, которым позволяет процветать Папа!

— Его святейшество не может никого силой заставить блюсти Заповеди, — громогласно возвестил в ответ отец Мак Ги. — Ибо Христос сказал: «Кесарю — кесарево!»

— Папа поощряет ростовщичество!

— Церковь никогда не одобряла займов под высокие проценты! — возразил Мак Ги.

— Он продает индульгенции!

— Папа говорит о том, что только молитвы и добрые дела — вера, надежда, милосердие — помогают верующим в достижении Царствия Небесного!

Ди Медичи подскакал к Мак Ги и воззрился на него снизу вверх, грозный и свирепый. Его конь заржал и встал на дыбы. Мак Ги одарил его коротким презрительным взглядом и вновь посмотрел на архиепископа.

— Вперед, рыцари! — гаркнул ди Медичи. — Вперед, милорды Флоренцо и Пердито! Проучите этих трусливых церковников, поставьте их на колени!

— Ни с места! — выкрикнули в унисон архиепископ и отец Мак Ги и развернулись к герцогу. Упомянутые ди Медичи графы смогли только переглянуться, охваченные страхом.

— Властью, данной мне Господом, повелеваю вам отступить! — во весь голос воскликнул архиепископ. — Не ваше дело вмешиваться в разговор священнослужителей!

Ди Медичи прищурился, на несколько мгновений задержал взгляд на архиепископе, затем кивнул и поворотил коня. А архиепископ с упавшим сердцем понял, что независимо от исхода сражения он утратил расположение герцога навсегда.

Вернувшись взглядом к отцу Мак Ги, он попытался спасти хотя бы то малое, что мог.

— Риму нет дела до Грамерая. Оттуда нам могут что-то приказать, не понимая, к чему приведут такие приказания!

— Папа так тревожится за ваш народ, что в свое время отправил на Грамерай отца Ювелла со срочной миссией и велел ему собрать как можно больше сведений о вашей стране, — прокричал в ответ отец Мак Ги. — А теперь он послал к вам меня, дабы я отдал вам распоряжения, основанные на полном понимании положения дел!

Леди Мейроуз схватила архиепископа за руку, закованную в латную рукавицу.

— Подумайте, милорд! Если вы покоритесь Риму, у вас не будет меня!

Архиепископ вздрогнул, в его взгляде отразилась тревога. Он в отчаянии огляделся по сторонам и только теперь увидел, что его окружили монахи.