Макс Мах - Твари Господни

– Звучит довольно таки зловеще, – усмехнулся Август.

– Не в наше время, – покачала головой Лиса. – Не в наше время, но дело, если на чистоту, не в том, какой он маг, а в том, что я его люблю.

"Ну вот я это и сказала вслух".

– Любите? – Август посмотрел на Лису и покачал головой. – Побойтесь бога, уважаемая! Вы же сами только что сказали, что никогда его не видели и ничего о нем не знаете. Как же вы можете его любить?!

– Могу, – она смотрела прямо в глаза Августу. – И дело не в том, что я видела или не видела. Я слышала его душу.

– Души нет, – сухо возразил Август и его глаза стали еще холоднее, если, конечно, это возможно.

– Есть, – твердо сказала Лиса. – Есть! И в его душе звучала музыка божественной красоты!

– Час от часу не легче, – покачал головой Август. – Так вы меломан? Вам понравилась музыка?

– Я его люблю, – прекратила обсуждение раздраженная равнодушным сарказмом собеседника Лиса. – И я хочу его найти. Вы можете мне помочь?

– Поздно, – сказал Август, и внезапно Лиса поняла, что происходит нечто, совершенно невероятное. Она услышала в его голосе печаль, и увидела ее в серых, еще мгновение назад таких равнодушных глазах. – Поздно. Его уже нет.

– Тогда, что такое ты? – с ужасом ощущая разверзшуюся под ногами бездну, спросила она.

– Я? – Август отложил трубку и встал из-за стола. – Я… – он прошелся по комнате, как бы размышляя над вопросом, но на Лису сейчас не смотрел, как будто не желая, чтобы она увидела его глаза. – Я тень тени, Лиса. Всего лишь отголосок одной из его мелодий.

– Где ты? – это были не слова, это был крик души. – Где?!

Лиса вскочила на ноги и шагнула к Августу, даже не зная, для чего это делает.

– Где?!

– Уже нигде, – тихо ответил он, оборачиваясь к Лисе. – Я же тебе это уже сказал Лиса.

– Не выходит, – она стояла перед ним и смотрела прямо в глаза.

– Почему? – его глаза были снова спокойны, но Лиса знала теперь, что это ничего не значит. Его спокойствие являлось иллюзорным, как и вся эта роскошь, окружающая князя Августа.

– Потому что ты здесь, – объяснила она. – Гург умер, и его здесь больше нет. Нерон погиб и больше не приходит в Город. Сулла, Ферзь, Аарон, Добрыня, Конунг… никто из них не может здесь появиться, а ты здесь.

– А что если я только здесь? – Август говорил ровным голосом, но от его напряжения воздух в комнате остыл и поблек, лишившись жизни.

– Так не бывает! – протестующе подняла перед собой руки Лиса. – Так не бывает!

– Много ты знаешь! – усмехнулся он в ответ.

– Много, – возразила Лиса. – Меня учил сам старик Иаков!

– Недоучки! – почти зло сказал он. – Вы прекратили приходить к нему уже через несколько месяцев…

– Ты хочешь сказать, что…? – Лиса поднесла руку ко рту. – О, господи, как же я…

– Кайданов жив? – неожиданно спросил Август.

– Не знаю, – приходя в себя, ответила Лиса, все так же глядя на него. – Фарадей исчез семь лет назад. Правда, примерно в то же время появился некто Уриэль[12]…

– Что с ним не так? – прищурился Август, вероятно, уловивший в ее тоне нечто особое.

– Ну если Кайданов это Уриэль, – нехотя ответила Лиса. – То он очень сильно изменился.

– К добру или ко злу?

– В Европе его называют Ангелом Смерти. Этим все сказано.

– Тебе не нравится то, что он делает? – спросил Август.

– Мне не нравится, как он это делает. Люди его ненавидят, его именем пугают детей. В конце концов их поймают, даже маги не могут меряться силами со всей мощью государства.

– Но ты же сама сказала, что это агония, – тихо сказал Август. – Люди победили, геноцид свершился, чего же ты хочешь от того, кто решил уйти, громко хлопнув дверью?

– Не знаю, – покачала она головой. – Где ты?

– Нигде, – твердо ответил он. – А теперь иди! Ты слишком долго находишься под "светлыми небесами". Так нельзя.

– Мне можно, – возразила Лиса. – С той стороны надежные люди.

– Никому нельзя доверять, – показалось ей, или в его голосе действительно прозвучала грусть?

– Если никому не доверять, как жить? – спросила она.

– Вот я и не живу, – сказал он. – Иди!

– Август, ты даже не скажешь мне своего имени?

– Мое имя? – грустно усмехнулся Август. – Некто, Лиса, всегда, и присно, и вовеки веков. Некто Никто.

– Я найду тебя, Никто, – сказала она твердо, повернулась и пошла прочь.

4

Двое суток по пустыне, где жара, не ослабевая и не усиливаясь, тяжелая и монотонная, как вечность, терзала ее иллюзорное тело с той же жестокостью, с которой мучила бы, окажись Лиса на самом деле где-нибудь в Гоби или Сахаре. Два дня пути. Однако дорога назад показалась ей гораздо короче, хотя все как будто должно было обстоять наоборот. Но в замок на краю мира ее вела безумная и, как говорили многие, бессмысленная надежда, а обратно она возвращалось с болью в сердце, но с настоящей надеждой в душе. Возможно, все дело было в обрывке мелодии, которую она ухватила почти случайно, потому что здесь, под "светлыми небесами", ее чутье почти не работало. Музыка была прекрасна, но главное Лиса узнала ее и несла теперь в сердце вместе с болью, которая тоже, как ни странно, помогала ей терпеливо преодолевать несчетные километры пути.

На исходе вторых суток – во всяком случае, развившееся за годы и годы чувство личного времени утверждало, что все обстоит именно так – она вновь вошла в вечно распахнутые настежь ворота города. В принципе, ей следовало сразу же вернуться. Она и так уже пробыла на этой стороне почти полную неделю, но Лиса решила задержаться и "понюхать", чем пахнет воздух. Она прошла по главной улице до Торжища и, свернув налево, углубилась в переулки "Вавилона". Здесь было довольно оживленно, во всяком случае, до того, как Лиса вошла в харчевню Клары, ей повстречалось человек десять совершенно незнакомых или едва знакомых людей, бредущих без цели или с хорошо скрытой целью – по одиночке или парами – в самых разных направлениях.

– Привет, Рапоза! – сказал Гектор, сидевший за столом у самого входа, чтобы было удобно рассматривать проходящих мимо людей. – Как поживаешь?

– Спасибо, Гектор, – через силу улыбнулась Лиса. – Твоими молитвами и заступничеством девы Марии, моя жизнь прекрасна и удивительна.

Она кивнула еще кому-то из знакомых, находившихся тут же, в ярко освещенном многочисленными свечами просторном зале, и, пройдя в глубину, опустилась в свое персональное кресло, которое, как и личный ее столик, никто не занимал уже много лет подряд.

– Здравствуй, красавица, – пропела, подходя, дородная и вечно веселая фрау Клара. – Говорят, ты долго гуляла в пустыне?

– Я? – удивленно подняла брови Лиса. – Бог с тобой, Кларочка, что мне делать в мертвых песках?