Софья Ролдугина - Белая тетрадь

Ознакомительный фрагмент

Он печально улыбнулся.

— За одну минуту в раскрытых крыльях сгорает столько энергии, сколько вырабатывает за день атомная электростанция, — странный взгляд. В сине-синих глазах — сожаление. Такое пугающе искреннее.

Сердце сковывает боль. Страшно. В ушах шум. Или это снова ветер?

— Прости меня, малыш.

Я непонимающе смотрела на него.

Тишайший, ласковый шепот.

— Прости.

И тут я поняла.

Энергия. Колоссальные энергетические потери.

Но было уже поздно. Горячие — слишком горячие! — руки обнимали меня, с болезненной нежностью прижимая голову к плечу. Надо сопротивляться, надо плести заклинания, надо бежать, но… Слабость поселилась в костях, и бежать невозможно, и руки не поднимаются, а мысли путаются. Слишком поздно!

— Прости…

Тонкие пальцы запутались в моих волосах, мерцающая синева глаз обещала покой, тепло… Я вижу голод в этих глазах, но мне все равно. Пугающая слабость сменяется нежеланием сопротивляться и сладким предвкушением. Он ласково коснулся губами рядом с уголком рта. По позвоночнику прошел электрический разряд. Я закрыла глаза, покоряясь неизбежному. Даже если это — смерть для меня.

Не больно. Боль мелькнула на мгновение — и исчезла. Меньше, чем комариный укус. Шея онемела, осталось только тянущее ощущение. Золотистая пелена и мурашки по коже… сердце бьется так лениво, так медленно…

…так…уходит…жизнь?..

Он резко отстранился. Отвернулся, вытирая кровь с верхней губы. Ярко-алое на темно-алом. Я с размаху села на выпирающий корень, привалившись к стволу. Инстинкт самосохранения наконец проснулся, возвращая меня в привычное уже состояние полупаники-полуистерики.

— У меня же еще две попытки. Или я разучилась считать? — попытка пошутить не возымела успеха. Знал бы он как тяжело мне далась даже эта убогая шутка! Плакать хочется, от обиды, от страха.

— У меня не было выбора. Я должен сложить крылья, а сил почти не осталось. Чем дольше я ждал бы, тем больше пришлось бы взять потом.

— Понимаю.

— Я не хотел, — он присел рядом. — То есть, конечно, хотел, но…

— Ксиль… — я осторожно дотронулась до плеча. — Забыли.

Он вздрогнул.

— Ну что ты такой нервный?

— Ты не сердишься?

— Слушай, ты у всех своих жертв потом прощения просишь? — злость на саму себя, на неумение успокоиться быстро, выплеснулась ядом в короткой язвительной фразе.

— Только у тех, кто остается в живых. И потом, я очень не люблю оказываться в ситуациях, когда просто не остается выбора. Когда голод и страх за свою жизнь становится главным, — совершенно серьезно ответил он, пристально глядя мне в глаза. Готова поклясться, что сейчас он говорит не только об этой ситуации. Говорит для себя, не для меня. — Поэтому — прости.

— Пожалуй, если разведешь костер, то прощу! — улыбнулась я, стараясь прогнать напряжение. Хватит уже бояться, надоело. Максимилиан поймал мой взгляд, и губы растянулись в ответной улыбке.

— Замерзла? Так зачем нам костер, я и сам могу тебя согреть, — ехидно предложил он, приглашающе похлопав себя по коленке. Ба, да не у меня одной в стрессовой ситуации чувство юмора отказывает первым.

— Шел бы ты…за дровами.

Он хмыкнул, но послушался и направился в глубь леса. Между тем очертания крыльев размылись, контур задрожал и вспух черным туманом. Я внимательно следила за тем, как языки тьмы втягиваются в бледную кожу, пока вампир не скрылся за переплетением ветвей. А я осталась наедине со своими мыслями. Не самое приятное общество, вообще-то. И мысли неприятные.

Странный он какой-то, этот князь… Неправильный. Я видела раньше вампиров из общины в нашем городе, и у всех, даже едва справивших столетие новичков, мелькало в глазах что-то такое… Древнее. Нечеловечески древнее. И при этом — красивые, но не юные, а как бы лишенные возраста лица. Сходу и не скажешь, тридцать ему лет было до того или только шестнадцать. А Максимилиан кажется бессовестно молодым и…неуравновешенным, что ли. Даже для вампира. Внезапная смена тона: то язвительно-жестокий, то робкий, почти жалобный, то ласково-бережный, как будто боится уронить что-то хрупкое. Как подросток, честное слово. Или убийца, надевший маску ребенка.

Ксиль… Огненная звезда ли ты или осколок льда…

Я прикрыла глаза. После бессонной ночи, адреналинового безумия и посягательства на мою драгоценную кровь дремота накатывала непреодолимыми приступами. Онемение постепенно проходило. Я осторожно провела по шее кончиками пальцев. Ничего, и следа от клыков не осталось. А страху-то было… Может, вообще померещилось? Ага, а вампиру просто приспичило со мной поцеловаться! В шейку. Я сосредоточилась на своих ощущениях. Энергетические каналы спутаны, аура смята. Крови потеряла немного, но восполнить ее будет гораздо труднее, чем жизненные силы.

— Вот, держи.

Я вскочила, бешено озираясь, не сразу сообразив, что просыпавшийся рядом дождь из веток и есть искомые дрова.

— Ну что стоишь? Костер разводи.

Вампир недовольно передернул плечами.

— А сама не можешь?

— Нет. Сейчас — не могу. Кстати, это твое, — я запустила в него скомканной рубашкой. Князь небрежно накинул ее на плечи, не утруждая себя застегиванием пуговиц, и принялся укладывать деревяшки в подобие шалашика. — Не совсем понимаю, зачем вообще понадобилось раздеваться, да еще на глазах у Смотрителей.

— Рубашку жалко было. К тому же так сложно было устоять, — усмехнулся вампир. — Они же этого хотели… Подсознательно, разумеется. А кое-кто даже вполне осознанно представлял себе довольно…хм…интересные сюжеты.

— Ясно, — я покраснела и быстро сменила тему: — Ты спички взял?

— Мне они не понадобятся.

— То есть как? — так, а это уже любопытно. Вампиры ведь не владеют магией, по крайней мере, стихийной.

— А вот так!

Узкие ладони замерли в сантиметре от горки дров. Секунда, другая… Внутри шалашика что-то щелкнуло, и пламя жадно вцепилось в ветки. Я заинтересованно посмотрела на вампира.

— Все-таки магия?

— Нет, — он поморщился. — Простейшее управление энергией. Твоей, кстати, — мерзкая ухмылочка. И азартный блеск в глазах. Мол, ну же, что ты на это скажешь? Еще бы облизнулся, гад.

Последнюю мысль он уловил. И…нет, не облизнулся, а выразительно оглядел кисти рук, украшенные длинными черными когтями.

Я смутилась, вспомнив прикосновения горячих пальцев, и не нашла ничего умнее, чем спросить:

— А почему все вампиры такие садисты?

— В смысле? — хитро прищуренный глаз. Все он понимает, но хочет, чтобы я уточнила. Ну, сам напросился.