Наталья Резанова - Я стану Алиеной

Ознакомительный фрагмент

— Логично. Ладно, можешь следовать за мной. По крайней мере, у меня будет гарантия, что по расставании ты не бросишься к ближайшему представителю Святого Трибунала и не сообщишь, что произошло с конвоем. — Она подтянулась в седло, довольно неуклюже, надо сказать, но прежде, чем взять поводья, добавила: — И еще. Из того, что ты помог мне перебить конвой, оснований доверять тебе больше, чем кому-либо, у меня нет. Наоборот, я сделала вывод, что ты можешь убивать не раздумывая, без труда и угрызений совести. Так что, если захочешь повторить этот номер со мной, предупреждаю — не стоит. Сон у меня чуткий. Все, поговорили — в дорогу!

И тронулась, не дожидаясь его и не оглядываясь. Он поспешил вслед. Итак, мрачно думал он, Селия пришла к тем же выводам, что и он сам. Но какие она на этом строит умозаключения… Ничего! Сам нарвался, сам. Она не виновата.

Сытые кони, недавно сменившие хозяев, рысили по пустынной дороге, и глухой топот копыт никого не тревожил в ночи. Только луна способна была умучить воспаленный не спящий мозг, но она неумолимо катилась назад, не сходя с места, и все дальше отодвигался столичный Эрденон с его храмами, базиликами, тюрьмами, торжищами, герцогским дворцом и отделением Святого Трибунала. Двое ехали в ночи.

Заботу о лошадях Оливер взял на себя. Селия верхом ездила посредственно, и у него были подозрения, что и во всем остальном опыт обращения с лошадьми у нее небогат. Он задал наводящий вопрос и услышал, что раньше-де была у нее лошадь, но, не доезжая болот, захромала.

— Прикончила?

— Зачем? Отпустила. Забредет в деревню — вылечат. А я не умею.

— Возможно, это будет ошибкой — спросить, в каком направлении мы едем?

— А ты навалял уже кучу ошибок. И самая большая — то, что увязался со мной. А первая, которая могла стать и последней, — когда полез на болота. Нет, я не о моральной стороне этого поступка говорю (слово «моральный» довольно странно звучало в ее устах), о сугубо прагматической. До этого мне было нужно просто стрелять во все, что движется. А ты все усложнил.

— Ясно. Ты хочешь сказать, что от моей помощи тебе только хуже. Но это не помешает тебе ответить на мой вопрос.

— А ты еще ничего не спросил. И я не могу сказать тебе, куда еду.

— А я не спрашиваю — куда. Только о направлении.

— Это тоже вопрос. Я предполагала двинуться в сторону Эрдского Вала, но, очевидно, заплутала и слишком взяла к северу. Я ведь раньше не бывала в этих местах… кажется, не бывала… — Она неуверенно прервалась, и Оливер понял, что она не придуривается, а действительно мучается недоумением. Затем щека ее досадливо дернулась. — А ты бывал у Вала?

— Нет. Правда, в Эрденоне раньше бывал. Сам-то я из Старого Реута и по Югу побродил достаточно. А сейчас странствовал из Тримейна посуху, добрался сюда… — Он хотел добавить: «Чтобы снова пойти в Эрденон», но, понимая, что в ответ услышит: «Вот и шел бы в Эрденон», не закончил фразы.

— Тьфу на тебя! А молотил: «Знания, знания»!

— Позволь, но я видел карты.

— Карты и я видела.

Это было странно. Чтобы девушка из простонародья разбиралась в картах? Впрочем, какое простонародье? Образование явно проглядывало сквозь личину грубости. И строй речи… «Логично… мораль… прагматический…»

— В чем, собственно, состоит ересь, в коей тебя обвиняют?

— А здесь доносить некому! — совершенно хамски сообщила она.

— Я спрашиваю из академического интереса.

— Ага. Подавись своим академическим интересом. — Она сунула ветку в костер. — Это и для меня было новостью, когда, следя за конвоем, я узнала, что здесь меня обвиняют в ереси. За рекой меня называли ведьмой, о ереси и речи не было. Но очевидно, пока я тут шаталась, дело, за неимением обвиняемой, переслали в столицу, а там его пересмотрели.

— Ты знаешь почему?

— Могу только догадываться. Возможно, вспомнили старое положение: «Virgo non est malefica». Вообще-то в девяноста случаях из ста о нем успешно забывают и преспокойно жгут даже младенцев. Но иногда, когда какой-нибудь крючкотвор прицепится, статью обвинения меняют. Чаще всего это ересь. Хотя в моем случае хватило бы и убийства стражников, тем более что это снова правда…

— Но ты убила конвойных уже после того, как обвинение было вынесено.

— Это здешних. Были и другие — там, за рекой.

— Я думал, они врут.

— Кто?

Оливер коротко пересказал ей, что наговорили о ней (точнее, о Лине) в деревне Оттар и компания.

— И врали тоже. Во-первых, подели на два. Только пятеро. И «подло, бесчестно» перерезала глотку я лишь одному. Он в это время был очень занят — задирал на мне юбку, полагая, что руки у меня связаны. Остальных я зарубила в честном бою. Верь не верь, а бой был абсолютно честный — четверо здоровенных мужиков против девчонки, доселе меча в руках не державшей.

— Как же тебе удалось?

— Не знаю. Повезло. Больше вряд ли повезет. Поэтому предпочитаю арбалет.

— Я… могу научить тебя.

— Стрелять? Спасибочки.

— Нет, фехтовать.

— А ты разве умеешь?

— Я, конечно, не великий воин, но…

— В каких это университетах тебя мечом владеть обучали?

— Именно что в университетах.

— Схоларам же и оружием владеть запрещено.

— Запрещено… но все владеют.

— Так что ж мы сидим? — Она легко вскочила, положила арбалет на котомку и вытащила свой меч. — Попробуем…

С первых же ударов Оливер почувствовал, что Селия не лжет — фехтовать она не умеет. Она не боялась оружия и не держалась за него как все женщины — эдак двумя пальчиками на отлете, вдобавок отличалась незаурядной физической силой. Но это было все. Их умение было несоизмеримо, а ведь он никогда не блистал на студенческих поединках. Как же она сумела зарубить четверых солдат, каждый из которых имел какой-никакой навык обращения с оружием?

Но и здесь она не лгала.

Когда он в четвертый (в счет убиенным солдатам, наверное) раз выбил меч из ее руки, она меланхолически, глядя вслед отлетевшему клинку, заметила:

— Вот так. Чисто теоретически… Или если в морду дать — это мы всегда пожалуйста… Или вот так…

Неожиданно кинувшись вбок, она поддала ему сапогом под колено так, что он не удержался и грохнулся на землю. Припоминая приемы школярских драк, попытался было ухватить ее за щиколотки и дернуть на себя, но допрежь дотянулся, она успела отскочить к своей котомке — и уже арбалет был нацелен ему в переносицу.

— И был бы конец разговору, — подытожила она. — Тебя же предупреждали, что я подлая.

Он сел, отряхиваясь:

— У меня такое ощущение, будто ты разыграла всю эту фехтовальную сцену, независимо от развязки, только для того, чтобы не отвечать, куда мы едем.

— Ощущение, ощущение… Чесноку поешь, может, пройдет.