Ярослава Кузнецова - Тьма моего сердца

В другой моей руке на сосновой палке кувыркалось пламя.

— Огонь, — прошептал я, — Огонь тебя сожрет, тварь. И выплюнет твои обгорелые кости. А я засею ими леса и овраги, на них вырастут папоротник, серые вешенки и вороний глаз. И ты никогда, никогда, никогда не вернешься на эту землю.

Утром я отправил Рохара из Лиска и его команду плюс своих пятерых в Горелый Острог, очищать его от разбойников. А сам Острог велел спалить, ибо пока есть кубло, змеи в него всегда заберутся.

Оставшихся людей разделил на четыре части. Влар Дерек с восемью ребятами поехали на северо-восток, в сторону Раделя. Мирн Макарёк и пятеро его стражников — на север. А я с четырьмя моими парнями и двумя охотниками из Луховки — к Червонному Бору и дальше, на юго-восток. В крепости осталось двенадцать мужчин, считая Иена Дерека и конюших мальчишек.

Не доезжая Шалой Горки мы встретили на дороге всадника, везущего перед собой в седле бледную как смерть девицу лет пятнадцати.

— Господин кастелян! — обрадовался мужик, — Тебя, видать, сам Бог послал. Я ж к вам ехал, Вербенку мою показать…

У меня сердце упало.

— Живая?

— Живая, тока дышит едва. Ее упырь тяпнул, вишь, вот сюды, прям-таки в шейку.

Я подъехал вплотную.

— Вербена?

Девушка открыла сонные глаза. Улыбнулась еле-еле.

— Зарен… — шепнула она, — Хочу домой… Домой. Здесь… ярко.

— Зарен — это я, — сказал мужик, — Вишь, господин кастелян, какие дела, малая-то моя… вот сюды прям-таки тяпнута. Прям-таки за ухом. Ента стервь под утро в окошко влезла, а что малая окошко незапертым оставила, так я спрашал ее, она ж молчит…

На бледной шее, в завитках рыжеватых волос я разглядел две бескровные ранки. Девушка закрыла глаза. Я почти не видел ее дыхания.

— Вербена. Вербена, очнись.

— Малая, тебя господин кастелян спрашивает, глазки-то открой, а, малыша моя?

— Да, — отозвалась девушка, не поднимая век.

— Вербена, я знаю, кто к тебе приходил. Такой высокий красавец, белокожий, черноволосый. Одет как лорд. Я прав?

— Да…

— Зачем ты оставила окно открытым? Ты ждала его?

— Да… — совсем умирающим голосом.

Она понимает что я спрашиваю, или просто повторяет свое "да" чтобы отвязался?

— Вербена, он тебе угрожал? Ты боялась его?

— Нет…

— Нет? Не боялась?

Рыжие ресницы дрогнули, она моргнула и снова закрыла глаза.

— Сперва… испугалась. Потом… нет. Он… такой… ласковый…

Здрасте-пожалуйста, он еще и ласковый. Именно этого нам не хватало. Чтоб все окрестные девки толпами сбежались на такого ласкового.

— Зарен, — сказал я, — ты кто ей, брат?

— Не, — ухмыльнулся рыжий детина, — Дядька. Сеструха моя уж пять годков как в земле лежит, ребятишек ее я к себе забрал, своих-то у нас с бабой нетути. Жалко ведь малую, а то как эта стервь заново вернется и совсем ее заест? Вербенка-то страсть как на сеструху похожа, такая же дура, прости Господи, жаль ее очень…

— Поезжай в Снегири, Зарен, — велел я, — Скажи управляющему что я тебя послал. Пусть о девочке позаботится. Пусть ей дадут красного вина и печени обжаренной, и побольше. И запрут как следует. И окно пусть запрут. Поезжай.

— Боженька, да благословит тебя, господин кастелян! Благодетель ты наш! Век не забуду!

Мы ехали дальше.

Ах ты паскудец ласковый. Значит, под утро ты здесь шарился, к девушке в окошко лазал. Ну, держись, доберусь до тебя. И так тебя так приласкаю, жарко станет.

Жарко станет.

Я зажмурился, и перед глазами полыхнуло пламя.

Через четыре дня нам пришлось вернуться с пустыми руками, если не считать обнаруженной на болотах охотничьей хижины, в которой недавно кто-то жил. Судя по тому как собаки скулили и поджимали хвосты, жил в ней именно тот, кого мы искали. Но очаг (Очаг! Он грелся у огня, этот упырь, подумать только!) давно остыл и следы, если они и были, затянула трясина. Мы вернулись в деревню, а там уже ждал нас гонец из Снегирей.

Гонца прислал Рохар Лискиец. Он спалил Острог как было велено и привез из похода пленных — тех самых разбойников. Я разозлился ужасно. Разбойников надо было перевешать там же, на воротах, а если ворота сгорели — то на ближайшем дереве. Я не лорд чтобы судить их. Таких как они я просто вешаю там, где словил. Что за дурость? Мне претило думать, что придется устраивать показательную казнь у себя дома.

Но пока мы доехали до замка я уже малость остыл. Сам виноват — не отдал четких приказаний. В следующий раз буду умнее.

Зрелище, которое встретило нас во дворе, озадачило меня еще больше. Сам Лискиец, пара его наемников, и мои Раф и Барсук гоняли по двору полторы дюжины косматых мужиков, наряженных в разнокалиберное железо. Мужики были самого что ни на есть разбойничьего вида.

— Рохар из Лиска! — рявкнул я.

Рохар сунул меч за спину и подошел, белозубо улыбаясь.

— С возвращением, господин кастелян.

— Что это за цирк, Рохар? Какого черта это отребье тут выплясывает?

— Тренируемся, командир. Эй, Корт Дебелый, поди сюда. Покажи господину кастеляну как ты гнешь подковы.

— Рохар, эти люди должны сидеть в подвале, в цепях, и дожидаться суда, раз уж ты их сюда приволок. Ты привел мне в крепость толпу разбойников, Рохар, ты соображаешь что делаешь?

Лискиец выпрямился и прекратил ухмыляться.

— Командир, эти люди — отличные бойцы. Зачем затаптывать в грязь то, что выгоднее положить в карман? Я сказал им — или идете со мной под руку Дикона Морено, или в расход. Кому охота в расход? Они будут служить тебе за серебряные монеты, командир. Точно так же как я и мои ребята.

Кусая губы, я оглядел неровный строй бывших разбойников. Обычные заросшие рожи, у Рафа с Барсуком не лучше. Вон тот, белесый, бык-быком, это он, наверное, подковы гнет. А вон тот, рыжий, худощавый, хитрюга из хитрюг, и глаз у него лисий.

— Здесь не все, командир, — продолжал между тем Лискиец, — С ними еще несколько подростков и две женщины. Женщин Раюшка взяла на кухню, а мальчишек…

— Эти скоты, — перебил я, — грабили, убивали и насиловали. И не говори мне что их нужда погнала на большую дорогу. Жажда легкой поживы их погнала. Это не солдаты, это бандиты. А то каторжане беглые. Ты хоть знаешь, кто они такие?

— Каторжан двое было, — сказал Лискиец, — Главарь ихний и помощник его. Обоих мы зарубили. А остальные сдались. Ну я им сказал — кто со мной, тот герой…

Я поморщился.

— Рохар, они жгли и грабили моих людей. Эти скоты. Жгли и грабили моих людей.

— Ты сам себя заводишь, командир, — пожал широкими плечами Лискиец, — Потому как ни женщин, ни мальчишек вешать рука у тебя не поднимется. А вот Весель, вон тот рыжий, монашек беглый, знаешь, что говорит? У человека, говорит, завсегда есть шанс исправиться, свернуть с дъяволовой дорожки на тропу праведников. Отчего же не пойти навстречу человечкам, а, командир? От тебя не убудет, а у человечков, глядишь, глаза раскроются. Да и тебе зачтется.