Андрей Астахов - Воин из-за круга

Ознакомительный фрагмент

– А нужен ли он? – сказал ди Брай. – Молодой глупец и его придворные подхалимы затеяли эту стройку, чтобы ублажить свое тщеславие. Этот храм будет построен на костях людей.

– Тихо! – Ди Марон похолодел от страха. – То, что ты сейчас сказал…

– Знаю, за это нас четвертуют. Но ты не бойся, никто ничего не услышал.

– Вокруг полно людей. Следи за своим языком.

– А ты труслив, – усмехнулся ди Брай. – Вот уж не думал, что придется иметь дело с трусом!

– О чем ты?

– Неважно… Что-то надоело мне топать по этой дороге. Пошли, сядем на телегу.

– А можно ли?

– Опять боишься? Не бойся. Я как-никак старшина каменщиков, а тебя они принимают за моего возлюбленного. Значит, нам многое позволено. Вон и телега идет… Эй, любезный, погоди-ка! У тебя тут местечко есть в телеге. Запрещено, говоришь? Плевать я хотел на запреты! Меня приговорили к каторге, но ни один сучий судья не осудил меня топать на каторжные работы на своих собственных ногах. Так что не болтай и трогай, сдается мне, что мы уже опаздываем…

– Тасси, что с тобой?

– Со мной? – Тасси зажмурилась, провела пальцами по груди императора. – Я просто задумалась о своем, государь. Простите меня.

– Нам показалось, что в твоих глазах появился страх, – Шендрегон погрузил лицо в золотистые кудри наложницы, жадно вдыхая их сладковатый дурманящий аромат, потом повалил девушку на спину, глянул на нее сверху. – Неужели наше величие так пугает тебя, Тасси? Или есть другая причина? Говори, мы хотим слышать.

– Государь, я всем обязана вам. Даже жизнью своей. И ваше величие не пугает, а восхищает меня. Я боготворю вас. Каждый раз, когда отдаю вам свою любовь, я не могу поверить своему счастью.

– Что же тебя напугало так, если мы прочли на твоем лице страх?

– Смею ли я высказывать моему возлюбленному богу глупые мысли жалкой наложницы?

– Не смей так себя называть! – Шендрегон с неожиданной нежностью припал к губам Тасси, потом начал целовать ее плечи и грудь. – Клянусь величием моего дома, ты не простая наложница. Ты бриллиант, волшебный талисман. Наша жизнь была бы пуста без тебя, потому что… потому что ты…

– Люблю своего господина, – закончила Тасси и со звонким смешком опрокинула юношу на спину, легла на него сверху, прижимаясь к нему всем телом. – Так люблю, что готова умереть за него еще раз.

– И мы тебя снова вернем к жизни, – прошептал Шендрегон. – Ничто нам не дорого в этой жизни так, как ты. Сколько раз ты уйдешь от нас, столько раз мы сделаем все, что в нашей власти, чтобы тебя вернуть. Знаешь, о чем мы иногда думаем?

– О чем же, возлюбленный мой бог?

– О том, что мы бы согласились провести с тобой рядом долгие-долгие годы. Только мы вдвоем, и никого рядом. Смешно сказать, но мы даже иногда мечтаем о жизни в горах, наедине с природой и с тобой. Как ты думаешь, из нас получился бы хороший пастух, пахарь или дровосек?

– Бог не может быть пахарем, – Тасси поцеловала руку юноши. – Бог должен сиять с неба, даря всем свое тепло. Государь уже стольким людям вернул радость бытия, что вся страна прославляет его имя. А больше всех я его прославляю!

– Ты слишком любишь нас, Тасси, – сказал Шендрегон, и глаза его загорелись.

– Всей душой, – шепнула Тасси.

– И все же мы видели в твоих глазах страх, – упрямо повторил Шендрегон.

– О государь! – Тасси засмеялась, но глаза ее не смеялись. – Это всего лишь сон. Страшный сон, не более того. Я вспомнила его, и мой страх снова прорвался наружу.

– Расскажи нам свой сон. Мы желаем слушать.

– Смею ли я занимать внимание моего господина своими рассказами?

– Ты сказала, что сон твой был страшным. А мы любим страшные истории.

– Как угодно государю, – Тасси встала с ложа, набросила расшитый атласный халат и отпила глоток венарриака из чаши на столике у постели. – Я не очень хорошо помню все подробности, но во сне меня преследовали. Преследовал мой враг.

– Враг? У такого ангела, как ты, не бывает врагов.

– Враги есть у всех, государь. И еще ужаснее то, что нашими врагами часто оказываются те, кого мы любим.

– Мы не понимаем. Что ты имеешь в виду?

– Вспомните Вирию, государь. Вы одарили ее своей любовью, а она отплатила вам неблагодарностью и неверностью.

– Не напоминай нам о ней! – Император переменился в лице. – Придет час, и эту мерзкую потаскуху бросят к нашим ногам, и мы будем судить ее. Она заплатит нам за свое предательство!

– Значит, я несчастнее вас, государь. Мой враг – всего лишь призрак, который не подвластен вашему суду.

– Твой враг? Ах да, это же сон! Сны нам пока не подвластны.

– Вот поэтому" мне и страшно, государь. Враг, приходящий из страны снов, иногда может быть опаснее любого другого.

– И кто же он, твой враг?

– Сейчас он тень, а когда-то был человеком. Я видела его во сне – он был где-то рядом, шел за мной, и сердце мое сжималось от страха. Я чувствовала его присутствие, но ничего не могла сделать. – Тасси в театральном ужасе схватилась руками за голову; ее прекрасное лицо исказила гримаса отчаяния. – Я знала, что он преследует меня уже много-много лет и ничего не могла с этим поделать. Мой враг стремился уничтожить меня. А потом я проснулась и увидела того, одно прикосновение которого возвращает к жизни даже умерших – моего бога и императора. И кошмар мой исчез без следа.

– Какая глупость! – Шендрегон взял наложницу за руку, привлек к себе. – И это вызвало твою печаль? Бедная девочка! Мы осушим слезы на твоих глазах. Мы сильнее вздорных видений. Мы – это Свет и Жизнь. А потому давай предадимся любви и забудем о пустых страхах. Люби нас, Тасси, и ты при жизни познаешь блаженство. А мы будем ценить тебя, потому что нет в нашем окружении никого, кого наше сердце желало бы более, чем тебя! О, мы снова видим это выражение в твоих глазах! Опять ночные страхи и призрачные незнакомцы?

– Нет, государь, гораздо хуже, – Тасси улыбнулась. – Мне вдруг показалось, что я увидела в ваших великолепных кудрях седой волос. Но я, хвала Божественному, ошиблась. Любите меня, государь, и пусть я забуду о моих страхах!

Обед для рабочих привезли после полудня. У телеги сразу собралась громадная толпа – каторжники толкались; отпихивали друг друга, стремясь побыстрее получить из рук раздатчиков плошки с супом и куски хлеба. Ди Марон так устал за истекшие несколько часов, что сил стоять в очереди у него не было. Поэт все утро носил в ведрах раствор для каменщиков, и теперь у него ломило спину, а руки просто горели от напряжения. Старый Ферран ди Брай поэтому забрал и порцию ди Марона тоже. Раздатчик вручил ему миски с едой и хлеб. Варево выглядело очень аппетитно, но ди Брай понюхал его – и помрачнел.