Кэтрин Куртц - Святой Камбер

— Я видела его таким и раньше, Райс. Уверена, наутро он будет чувствовать себя прекрасно.

— Только не говори мне, что ты и раньше помогала ему в подобном, — сказал Райс, проверяя пульс пациента, и заглянул под приподнятое веко.

— Однажды, — призналась Ивейн. — Ты не одобряешь?

— Я бы не взялся отговаривать, даже если бы не одобрял, — с улыбкой говорил Райс и, от усталости присев на край кровати, смотрел на жену, искавшую что-то в кошеле у пояса. — Я знаю, как важна для тебя работа с отцом; вероятно, для тебя это то же, что для меня — целительство. Кроме того, вы принимаете необходимые меры предосторожности.

— Стараемся, — ответила она, лукаво улыбнувшись. Достав из кошеля небольшой замшевый мешочек, она встала на колени возле кровати, распустила стягивавшие верх шнурки и вытряхнула содержимое. На одеяло упали восемь отполированных кубиков — четыре белых и четыре черных. Перебирая их, Ивейн взглянула на Райса.

— Поможешь установить преграды?

— Конечно.

Опустившись на колени, он наблюдал, как она раскладывает кубики: четыре белых — в квадрат, вплотную друг к другу, четыре черных — к самым углам этого квадрата, но не касаясь их.

— Начинай, — тихо сказала Ивейн. — Ты сконцентрируешься без всякого труда. Остальное за мной.

Кивнув, Райс прижал пальцы правой руки к белым кубикам, закрыв глаза. Потом согнул все пальцы, кроме указательного, касаясь кубика в левом верхнем углу, и произнес:

— Prime.

Кубик засветился призрачным опаловым светом.

— Seconde. — Он коснулся кубика, лежавшего справа от первого, и тот тоже зажегся.

— Tierce.

Ожил еще один кубик.

— Quarte.

Засветился последний, все четыре кубика слились в квадрат молочного света. Райс выдохнул и откинулся назад, наблюдая, как Ивейн сосредоточенно притронулась к первому черному кубику. Свет белого квадрата заливал ее невозмутимое лицо, казалось, на постели сияет маленькая луна.

— Quinte.

Негромкий голос Ивейн разбудил кубик, заигравший переливами света, как крыло черной бабочки.

— Sixte.

Сверкнул черный кубик в правом верхнем углу.

— Septime. Octave.

Зажглись последние два кубика, Райс снова подобрался и взял Prime. Левую руку он положил на одеяло и накрыл ее правой с кубиком. Сверху легла левая рука Ивейн, правой она взяла Quinte и поднесла его к Prime. Руки и кубики соединились и могучие защитные силы пришли в движение, когда два голоса в унисон произнесли;

— Primus!

Соединенные пальцы пронзило покалывание. Ивейн добавила к выложенной фигуре продолговатый предмет, отливавший металлом, подняла Sixte, а Райс взял Seconde. Она закрыла глаза, и кубики соединились.

— Secundus!

Камбер зашевелился во сне, вероятно, ощущая пробуждавшуюся вокруг энергию, но успокоился, когда его дочь и зять соединили Septime и Tierce.

И наконец, Quarte и Octave образовали Quartus. На постели лежали четыре металлических бруска. Райс взял два и поставил на пол слева от кровати: Tertius — у изголовья и Quartus — в ногах, По правую сторону Ивейн точно так же разместила два других — Primus и Secundus. Райс проверял самочувствие Камбера, положив руку на лоб, Ивейн у изножия постели активизировала преграды.

Она воздела руки, на мгновение запрокинула голову и закрыла глаза, потом взглянула и указала на каждый брусок по очереди, называя их и произнося магическую формулу:

— Primus, Secundus, Tertius, et Quartus, fiat lux!

На последних словах снопы серебряного света взметнулись вверх по контуру, определенному брусками. Подойдя к мужу, Ивейн улыбнулась, взяла его руку и нежно прикоснулась к ней губами. Райс вздохнул, обнял жену за талию и усадил к себе на колени. Ивейн склонила голову мужу на плечо и рассмеялась.

— Что за смех в такое время?

Она отстранилась и лукаво взглянула на мужа.

— Любовь моя, когда я скажу тебе, в чем дело, ты и сам будешь смеяться.

Райс удивленно поднял брови, уголки рта поползли вверх. Ивейн легко поцеловала его в губы и снова прыснула:

— Я просто сидела тут и думала, что надо бы утром навести порядок у отца в гардеробной, как вдруг вспомнила, что от волнения сбросила весь мусор в сточную трубу. Весь — включая ожерелье Халдейнов.

— Ты шутишь!

Ивейн, смеясь, покачала головой.

— Нет, дорогой мой, это означает, что завтра кому-то придется порыться в выгребной яме и отыскать его.

Райс изумленно посмотрел на нее и прижал жену к себе.

— Я так и думал, что все прошло слишком уж легко. — Он с улыбкой чмокнул ее в ухо. — Теперь надо решить, кому придется лезть за ожерельем. Ну-ка… кого тут следует научить смирению?

ГЛАВА IV

Ибо, если угодно воле Божией, лучше пострадать за добрые дела, нежели за злые.[5]

В конечном итоге, в выгребную яму за ожерельем Халдейнов отправилась отнюдь не смиренная душа, а самолично Камбер, который и помыслить не мог о том, чтобы перепоручить эту задачу кому-то еще, да и посторонних посвящать в их дела было ни к чему.

Пробудившись наутро, Камбер увидел рядом Ивейн с Райсом, заснувших в объятиях друг друга. Голова была ясной, тело — отдохнувшим, память полностью восстановилась. Он также помнил, что произошло с ожерельем. Подняв дочь и зятя с постели, он наспех оделся, оставил Ивейн прибрать в комнате, а Райса взял с собой.

Задача оказалась отнюдь не столь сложной и отвратительной, как они опасались. В подземелье, куда выходили сточные каналы, Камбер мысленно обследовал сливную яму, восстанавливая связь с ожерельем.

Хотя вода после недавних дождей была почти прозрачной, сперва он не сумел отыскать драгоценность ни взором, ни магией, однако вскоре сумел обнаружить, что ожерелье зацепилось за что-то в стоке, всего в нескольких футах от устья трубы. Потянуться вверх, распутать застрявший тростник и солому и извлечь ничуть не пострадавшую драгоценность оказалось минутным делом. Камбер сполоснул ее в колодце и завернул в специально прихваченную чистую тряпицу.

Затем он вернулся к себе, чтобы переодеться, а Райсу поручил вернуть ожерелье Келлену, который потом незаметно подложит его в королевскую сокровищницу. Перед тем, как им распрощаться, Райс не без юмора заметил, что теперь этому наряду Камбера не грозит ни моль, ни какая иная ползучая гадость; да ему еще повезет, если Ивейн вообще согласится впустить его в свои покои!