Джек Данн - Книга драконов

Он попробовал прибегнуть к сильнодействующим средствам. Закатил оргию на два дня и две ночи, в течение которых никому не было позволено спать. Оказалось, однако, что даже и его выносливости был отмерен предел, которого по ходу второй ночи Антоний и достиг. Последующие три дня он пролежал в затемненной комнате, баюкая готовую взорваться голову. В довершение всех бед, стоял август месяц, и дом напоминал пекарную печь. Простыни Антония промокли от пота, но двигаться было еще невыносимей, чем просто лежать.

В итоге он все-таки выполз наружу, велел рабам отскрести и вымыть себя и должным образом облачить. Самая простая домашняя одежда у него была теперь персидского шелка, расшитая золотом, иного он не держал. Выйдя затем из дома, он рухнул на диван под апельсиновыми деревьями.

— Разрази вас Юпитер! Все прочь, и чтобы мне была тишина! — зарычал он на рабов.

Лев поднял голову и зарычал в ответ. Антоний швырнул в него винным кувшином, откинулся к спинке дивана и прикрыл глаза от света рукой.

На какое-то время он задремал и проснулся от прикосновения к ноге.

— Кому сказано, оставьте меня в покое, блохастые псы!

Толчки прекратились на какое-то время, но затем снова возобновились.

— Ну вот что, сыны Диса, я велю вас пороть, пока вы не… — вскидываясь на диване, начал было Антоний.

И осекся на полуслове.

— А больше еды нету? — спросил дракончик.

Антоний вытаращил глаза. Их головы находились на одном уровне. Дракончик моргал ярко-зелеными глазами с черными щелями зрачков. Тело у него было в основном зеленое, как и у того, в овраге, только спинные шипы отливали синевой. Антоний оглядел двор. Всюду были раскиданы ошметки скорлупы. Что же касается льва…

— Проклятье, лев-то где? — вырвалось у Антония.

—. Мне кушать хотелось, — не очень-то виновато выговорил дракончик.

— Так ты что, слопал льва? — не веря собственным глазам, осведомился Антоний. И повторил почти благоговейно: — Ты слопал льва?

— Ну да. И хотелось бы еще чего-нибудь пожевать, — ответил дракончик.

— Клянусь титьками Гекаты, ты получишь все, чего только пожелаешь, — заверил Антоний, уже представляя себе, как рухнут гости, приглашенные на его следующую вечеринку. — Маракл! — заорал он. — Беги быстрей, ленивый, никчемный раб, и немедленно достань мне несколько коз!.. Проклятье, как это возможно, что ты умеешь говорить? — вновь обернулся он к дракончику.

— Ты-то умеешь, — был ответ. Как будто это все объясняло.

Антоний задумался — и передернул плечами. Может, и объясняло. Он осторожно протянул руку и погладил шею дракончика. Шкурка была мягкой и гладкой на ощупь.

— Что за чудесное создание, — проговорил он. — Буду звать тебя Винцитатом!

Когда трясущегося от ужаса конюшего Антония удалось вытащить во двор и заставить осмотреть новорожденного, оказалось, что дракончик был самочкой. Маленькая драконица сразу проявила недюжинное упрямство, наотрез отказавшись менять имя. Так и прилип к ней «Винцитат», или для краткости «Вици». Еще ей требовались три козы в день, с гарниром из чего-нибудь сладкого. И драгоценности. В этом смысле Вици не больно-то отличалась от других женщин, известных Антонию. Все боялись ее до дрожи в коленках. Половина рабов Антония немедленно разбежалась. Торговцы — после того, как он пригласил кого-то из них на задний двор, — перестали посещать его дом. А с ними и большинство приятелей.

Нет, что за дивное создание, в самом деле!

Последний по счету торговец, удиравший прочь без оглядки, очень не понравился Вици.

— И ожерелье, которое он принес, было бездарным, — сказала она. — Антоний, я хотела бы полетать!

— Я уже тебе объяснял, радость моя, что какой-нибудь тупой стражник, чего доброго, пустит в тебя стрелу, — ответил Антоний, обдирая апельсин.

До чего он докатился! Даже и это приходилось теперь делать самому; рабы перестали убегать только после того, как он клятвенно пообещал — иметь дело с драконицей им не придется.

— Не волнуйся, милая, — добавил он. — Скоро у тебя будет простора в достатке.

Двор и так уже очистили от украшавших его когда-то скульптур, но это была мера сугубо временная. Вици и так уже выросла втрое против своих первоначальных размеров, и это всего за две недели. По счастью, гибкий ум Антония успел отыскать достойное решение.

— Господин! — донесся из глубины дома опасливый голос Маракла. — Катон пришел!

— Вот и отлично, — отозвался Антоний. — Прошу! Входи, Катон, мой добрый сосед. — Он приподнялся с дивана при виде старика, замершего у входа во двор. — Благодарю за то, что согласился прийти. Я бы сам тебя навестил, но, понимаешь ли, слуги места себе не находят, когда я оставляю ее с ними одну.

— Я не принимал слухи на веру, но теперь вижу, что ты воистину пропил последний ум, — ответил Катон. — Спасибо за приглашение, но я, пожалуй, здесь постою. Пусть зверюга проглотит сперва тебя, но, надеюсь, винные пары из твоих внутренностей одурманят ее достаточно, чтобы я смог спастись.

— И вовсе не собираюсь я Антония есть, — обиделась Вици.

Глаза Катона полезли из орбит.

— Маракл, принесли кресло Катону и поставь его там, — распорядился Антоний. Растянулся на диване и стал гладить атласную шейку драконицы.

— А я и не знал, что они разговаривают, — сказал наконец Катон.

— Слышал бы ты, как она декламирует «Приапею», да с выражением, — усмехнулся Антоний. — Заслушаешься! Так вот, я пригласил тебя, чтобы…

— Не больно-то хороши эти стихи, — перебила Вици. — Мне больше понравились те, что ты читал в тот раз у себя дома. Про сражения.

— Что?.. — изумился Катон.

— Что?.. — изумился Антоний.

— Я слышала их вчера. Сквозь стену, — пояснила драконица. — Они были… такие волнительные. — Потом добавила: — И язык ни в какое сравнение не идет. Те, первые, про бесконечное прелюбодейство, а персонажей одного от другого не отличишь.

Антоний молча таращил на нее глаза. Это немножко смахивало на предательство.

— Ну, Антоний, — фыркнул Катон. — Ты, конечно, вполне спятил, иначе не решил бы завести у себя дракона. Но у твоей питомицы, по крайней мере, вкус лучше, чем у тебя.

— О да, она существо примечательное во всех отношениях, — сквозь зубы ответил Антоний. — Но, как видишь, в нынешних владениях нам становится тесновато, так что, боюсь…

Вици вновь перебила.

— А ты других стихов не знаешь? Вроде тех? — обратилась она к Катону.

— Уж не хочешь ли ты, чтобы я прямо здесь наизусть прочитал тебе Энниевы «Анналы»? — поинтересовался Катон.

— Да, если можно, — сказала она и свернулась поудобнее, приготовившись слушать.