Pulp (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

По нашему и едущим следом двум грузовиками застрочили пулемёты. Вихрь пуль свинцовой метлой прошёлся по открытым кузовам машин, оставляя после себя убитых и раненых. Из переулков вышли два человека с тяжёлыми плазмоидными пушками. Проклятье! Откуда у Огано может взяться такое оружие? Его и в регулярных войсках сильнейших держав Аурелии не так много, а уж в Афре я его встретить нечто подобное не ожидал вовсе. Однако времени на удивление не было, я уже всем нутром ощутил низкий гул готовых к выстрелу электромагиумных[1] катушек. За секунду до того, как они открыли огонь, я рывком выкинул себя из кузова грузовика. Два здоровенных шара перегретой магической плазмы ударили в борта головной и второй машины, превратив те в пылающие костры, а людей в них — в запечённые трупы. Твёрдая земля ударила меня, но, не обратив внимания на боль от ушибов, я поспешил укатиться прочь, прежде чем взорвались баки с горючим.

Нескольким бойцам «Топоров» удалось выскочить из машин, и теперь они отвечали врагу неуверенным огнём, сосредоточившись на солдатах с тяжёлым вооружением. Однако оба наёмника с плазмоидными пушками уже отступили в переулки, скрываясь от выстрелов. Лишённых укрытия солдат косили из одного за другим. В ответ с остальных машин застучали пулемёты, и солдаты «Топоров» выпрыгивали из кузовов, паля в белый свет, как в грошик, лишь бы заставить врага пригнуть головы. Взорвались несколько дымовых гранат, окутав машины сероватым облаком. Помогло мало — огонь наёмников Огано был более чем плотным, — и «Топоры» валились на землю, обильно поливая её кровью.

Пыль, пыль, пыль… Сегодня она напилась крови, превращаясь в жирную красноватую грязь.

Я стрелять никуда не стал — берёг патроны. Я здесь один и вряд ли легко разживусь боеприпасами. Да и дело моё — миссия для одиночки, где на счету каждый патрон. Я оставил за спиной избиваемых «Топоров» и ползком направился к зданию, раньше бывшему, наверное, общественной купальней. Через пробоины в стенах виднелись сохранившиеся кое-где фрески на банную тему довольно фривольного содержания. От некоторых остались как раз самые интересные детали.

Я заполз в здание и только там поднялся на ноги — не брюхом же пахать весь путь до центра Луисбурга, где засел мятежный генерал Огано. Лестница на второй этаж не вызывала особого доверия, но выбора не оставалось — лезть обратно на улицу под пули никакого желания не было. Я как можно быстрее поднялся по ступенькам, с которых сыпалась тонкая пыль, пробежал по коридору с дверями по обеим сторонам (в купальне явно оказывали кое-какие дополнительные услуги) и оказался перед здоровенной дырой в стене и полу на месте подъёма на крышу. Снова подумав, что староват становлюсь для таких дел, я закинул карабин на спину и пригляделся в торчащей балке. Конечно, доверия к ней было ещё меньше, чем к лестнице, но снова никакого выбора. Присев, я подпрыгнул и ухватился за балку обеими руками. Подтянулся, напрягая все силы, и закинул себя на крышу. Встав на ноги и выпрямившись, я снова посмотрел на Луисбург.

Цель моя была видна невооружённым глазом — над громадой имперской колониальной цитадели, возвышавшейся в центре города, парил личный дирижабль генерала Огано. Оттуда он руководил обороной Луисбурга, и на земле его не видели с тех пор, как он отослал людей Оцелотти. Несмотря на наглый ответ, полуорк боялся меня, и я пришёл сюда, чтобы доказать — его страх полностью оправдан.

Однако я не торопился. Сейчас время играет на меня, а значит, стоит подождать. Я присел у края крыши, поплотнее запахнувшись в свободную накидку, набросив на голову капюшон, и лишь после этого поднял к лицу бинокль. Отличный армейский образец с шестикратным увеличением. Над ним поработал Тонкий — гоблин-инженер, не отличавшийся хорошими манерами, зато обладавший просто феноменальным даром делать из обычных вещей почти магические артефакты, хотя вроде бы сам он никаким особым даром не обладал. И теперь в правом углу линз мелькали чёрные циферки, обозначавшие расстояние до объекта, попавшего в перекрестье разметки, с такой точностью, которой не мог дать ни один дальномер.

Я следил за штурмом Луисбурга. Видел, как «Красные топоры» — упорные ребята! — сумели-таки проломить лбом выставленный на пути колонны заслон. Потери парней Гришнака никогда не смущали. Солдаты Огано были вынуждены оставить позиции и отступить. Конечно же, он проделали этот манёвр в идеальном порядке, уйдя на вторую линию обороны. Продвигавшихся по улицам «Топоров» в самом скором будущем ждёт весьма неприятный сюрприз. А значит, мне придётся покинуть уютную крышу и помочь им. Я не испытывал никаких тёплых чувств ни к одной из сторон конфликта, вот только в хаосе уличных боёв куда проще будет проникнуть в центр города. И раз уж «Топоры» не в силах сами устроить его, придётся им в этом немного поспособствовать.

Спускаться, как поднялся, у меня не было желания, а потому я просто зацепил крючок от альпинистского пояса, что носил поверх оружейного, на крыше, и скользнул вниз. К крючку крепился прочный тросик, смотанный в тугую катушку, умещающуюся в небольшой коробочке на поясе. С негромким гудением катушка начала разматываться, тормозя моё падение. Когда же до земли осталось не больше метра, я нажал стопор, и альпинистский пояс дёрнул меня вверх, но благодаря своей конструкции ничего внутри моего тела не повредил. Незаменимая штука в операциях по скрытному проникновению. Упершись ногами в стену купальни, я отпустил стопор — и вот я уже стою на земле. Сложнее всего обычно вернуть верёвку обратно в катушку, для этого, как правило, жертвуют крючком, но я парой уверенных взмахов сумел освободить его. Не хотелось терять снаряжение, которого у меня с собой в обрез.

Улицы, которыми я пробирался в тыл второй линии обороны бойцов Огано, оказались вовсе не безлюдными. Конечно, тут никто не жил — немногие мирные обитатели Луисбурга либо покинули город, либо убрались поближе к центру и цитадели, внушавшей всем иллюзию уверенности, — а вот патрули ходили с завидной регулярностью. Несмотря на сражение, кипевшее не больше чем в сотне метров отсюда, солдаты в форме колониальной пехоты Экуменической империи, оставшейся со времён Великой войны, с винтовками на плечах мерили пыльные и пустые улицы шагами. Оборудованы были и несколько пулемётных гнёзд. Если бы кто-то попробовал обойти позиции обороняющихся, его ждал бы пренепреятнейший сюрприз. Улицы здесь были куда у́же, на земле валялись куски камней, а то и целые фрагменты стен, превратив их в настоящий лабиринт, где враг мог укрыться где угодно. Однако для меня не было лучшего пути в тыл, чем этот.

Закрепив карабин на спине, чтобы не выдал меня случайным лязгом, я вынул нож и пистолет и скрылся в лабиринте развалин. Я крался через него, прячась в укрытие, едва заслышав шаги патрульных. А те, надо сказать, не особо скрывались, заметить их можно было издалека. Они высматривали врага вдалеке, не подозревая, что он может сидеть среди развалин некогда роскошного дома в двух шагах от них, а то и валяться, распластавшись по-змеиному в пыли практически у них под ногами. Дважды патрульные проходились по краю моей накидки, не заметив меня. Ещё раз они устроили перекур, роняя пепел от дешёвых сигарет мне на капюшон. В тот момент я перехватил поудобнее нож, думая, что схватки не избежать. Однако обошлось — негромко переговаривающиеся между собой на здешнем диалекте экуменика солдаты убрались восвояси.

Дальше я направился ближе к тем улицам, что примыкали к полю боя. Здесь всё отчётливее были слышны выстрелы. Палили густо, пачками, не считая патронов, пулемёты почти не замолкали, лёгкие пушки лупили шрапнелью прямой наводкой, а миномёты с характерными хлопками отправляли в короткий полёт свои снаряды. «Топоры» отвечали гранатами и огнём ручных пулемётов, заливая всё пространство перед собой свинцовым дождём. И всё же наёмники Гришнака раз за разом откатывались от второй линии обороны солдат мятежного генерала. Два бронетранспортёра с лёгкими орудиями на башнях решали исход любой атаки. «Топоры» поднимались раз за разом, но лишь для того, чтобы снова отступить, оставив на улицах трупы. Подойти к броневикам достаточно близко и попытаться закидать их гранатами у них не вышло ни разу.