Зеленый фронт (СИ) - Агишев Руслан

— Мам, ты слышишь? — наконец-то, не выдержала девочка, дергая за рукав свою мать. — Там кто-то роется.

Обессиленная женщина вновь приподнялась со своего места и наклонилась к ребенку.

— Что ты там такое услышала? — с ноткой недовольства спросила она. — Мышей или таракашек?!

Несколько секунд ее лицо ничего не выражало. Потом звук чуть усилился и, вскоре превратился в ясный и стабильный хруст или даже пережевывание.

— Это что же такое? — слабость, равнодушие и отчаяние несколько раз сменили друг друга. — Товарищи! Там, действительно, кто-то есть… Вы слышите?! Может это наши?

Еще мгновение назад лежавшие вповалку люди зашевелились, стараясь подползти поближе к источнику шума. Вдруг из самого низа стены посыпалась бурая крошка, затем оттуда осторожно вылез неровный кирпич. Затем кладка в этом месте начала покрываться мелкими трещинами, выстреливая в стороны небольшие коричневатые острые осколки. Через секунду кирпичи, поднимая тучу пыли, с треском рухнули внутрь каземата.

— Ой, мамочки, что это? — истерически всхлипнула молодуха, сидевшая к этому месту ближе всех. — Смотри, смотри!

Тыкая в сторону пальцем, она медленно отползала назад.

— Отойди-ка, дуреха, — хрипло проговорил солдат, казавшийся со своей развороченной рукой самым здоровым. — Дай-ка я гляну туда!

Прищуривая глаза, он осторожно пролез вперед и неожиданно для всех громко и с чувством выругался.

— Не знаю что это, но немцами здесь точно не пахнет! — удивленно пробормотал раненный, всматриваясь внутрь открывшегося подземелья. — Может от панов что тут осталось… Заховали поди от трудового народа свои богачества. Вот поди-ка целый ход тут!

Подтянувшимся к нему людям открылось необыкновенное зрелище. Из-за кирпичной кладки, в которой словно гигантские черви выгрызли здоровенное отверстие, темнел подземный ход. Его стены, края которых утопали в темноте, были гладко отполированы.

— Смотри-ка, это же не кирпич, а обычная землица! — крючкообразные пальцы, давно не знавшие мыла, осторожно поскребли ровную поверхность. — Дивно это… Ой! Ты… черт поганый!

Прямо из темноты на собравшихся надвинулось чумазое круглое лицо с блестящими глазами.

— Ну че, славяне! — громыхнула харя на отпрянувших людей. — Не ждали уже нас!

Отряхивая с головы земляную пыль, на свет вылез невысокий кряжистый солдат.

— Старшина Голованко. Четвертая застава, — рука попыталась метнутся к голове, но неуклюже застыла у груди. — Мы тут за вами пришли…

В тот момент никто из них не обратил внимание на странный тон старшины. Люди обрадовались… Перемазанная в земле кроха с радостью смотрела на мать и быстро тараторила:

— Мама, мама, это папа за нами пришел? Да? Папа пришел?

Раненные красноармейцы пытались приподняться на своих окровавленных культях.

— Нет, доча, это не папа, — зарыдала молодая женщина, крепко прижимая девочку к груди. — Папа потом придет…

— Ничего, ничего, мои хорошие, — виновато пробормотал Голованко, осторожно касаясь людей руками. — Теперь все будет хорошо. Сейчас мы с вами уйдем отсюда. Иди ко мне дочурка, иди, на ручки тебя возьму. Вместе пойдем…

Оторвавшись от матери, светлая головка настороженно посмотрела на старшинаа, а потом назад.

— Иди. Не бойся, — шептал он, не пытаясь скрыть слез. — Больше вас никто не обидит. Мы теперь не одни.

Говоря эти слова, он пытался непроизвольно оглянуться назад — туда, откуда только что вышел.

В конце концов, люди медленно потянулись в темное жерло подземного хода. Ходячие, взвалив на себя немудреные пожитки, подхватывали раненных и осторожно шли вперед.

Под землей было все по другому. Тепло, мягко, сытно, а главное, спокойно. Здесь не шумел ветер, пытаясь пригнуть вниз непокорные ветки; не шарился надоедливый хряк, настойчиво вгрызавшийся в корни; не ползал ненасытный враг, уничтожавший все на своем пути… Под землей царило мировое спокойствие.

Люди медленно брели по подземному ходу, испуганно прижимаясь друг к другу и ничего не замечая вокруг. Темнота становилась все более плотной и вскоре совсем поглотила человеческие фигуры.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Не боись, народ, — неожиданно громко прозвучал голос старшины. — Вон с самого боку корешок длинный торчит. Да, вот там снизу. Вот за него и хватайся! Он выведет. Мы уж тут не раз ходили, знаем что по чем.

Действительно, где-то на высоте пояса руки встречали неровный корень, тянувшийся вдоль стены.

— Ой, мам, — прошептал знакомый детский голосок откуда-то издалека. — Он теплый и мохнатый, как наш Трезорка! Хи-хи-хи щекотно!

— Держи крепко, доча, — отозвалась молодая женщина. — Еще немного и дойдем.

Десятки рук — маленькие с крошечными пальчиками, большие с железными мозолями, с кровавыми тряпками — крепко держали длинный и как ни странно извивающийся корень. «Как приятно, — почему-то подумалось Андрею, давно уже не испытавшему таких эмоций. — Щекотно. Как же щекотно! Вот-вот… Совсем маленькая, почти кроха, а, смотри-ка, не боится. Молодец!».

Никто не заметил, как с потолка скользнул еще один корень. В полной темноте, извиваясь небольшой змейкой, он метнулся к невысокому человечку, который семенил подгибающими ножками. Древесная плеть вытянулась в узкую ладошку и невесомым движением легла на волосы девочки. Длинные корешки нырнули в спутанную косу, осторожно выпрямляя слежавшиеся пряди.

— Мам, ну не надо, — недовольно буркнула она, продолжая тем не менее, крепко держаться за материнскую юбку. — Хватит, я уже большая!

Вдруг детский лепет неожиданно был прерван. Раздался противный скрипучий кашель — надрыв был таким сильным, словно кто-то пытался выплюнуть от охватившей его боли свои внутренности.

— Худо мне братцы. Ох как худо! — метался на корявых носилках, сляпанных из ручке пары лопат, молоденький солдатик. — Все нутро горит. Тошно мне!

Он с силой вцепился в тащившего его старшину и истошно теребил его рукав.

— Кончаюсь я кажется, братка, — хрипел он. — Ты на груди посмотри… Да, в кармане там письмо адресом. Ты, мамке моей напиши. Смотри, только напиши, не забудь! Напиши, все как есть на самом деле… Так мол и так, погиб ваш сын на войне — от неприятельской пули. Понял меня?

— Напишу, сынок, обязательно напишу, — не останавливаясь пробормотал Голованко. — Не треба беспокоиться. Все будет в лучшем виде. Напишу, как надо. А лучше сам ей напишешь! Потерпи чутка — почти уже донесли. Сейчас в лесок выйдем, а там воздуха свежего глотнешь, и сразу полегчает. Потом перевязочку тебе наладим. Замотаем родимого так, что вся хворь убежит.

Голос старшины становился все тише и тише, а нотки в нем все более завораживающими. Вряд ли обычный старшина с восточной части Киева в тот момент знал, что гораздо позднее многие врачи в своей непосредственной практике будут применять точно такой же завораживающий голос.

Стоны были уже практически не слышны и вскоре раненный постепенно затих.

— Отмучился, кажется, — негромко пробормотал шедший сзади пограничник. — Считай уж пару дней так стонал. В живот ему прилетело осколком… Посмотреть бы, да сестрица наша не дала, говорит тут врач нужен.

После этих слов он чертыхнулся. Ноги в размотавшихся обмотках зацепились за какой-то корень и он с трудом сохранил равновесие.

— А говорили, что все ровно и чисто, — прошептал он, до рези в глазах пытаясь рассмотреть то, обо что споткнулся. — Вот падла, точно корень!

Однако через секунду, это странное препятствие растворилось во тьме, словно его и не было… Однако оно было! Толстый отросток с уже затвердевшей коричневатой коркой извиваясь коснулся тела. Грязная майка при этом задралась, открыв отвратительного вида рваную рану. Запыленные тряпки, когда-то бывшие обычными марлевыми бинтами, почти не скрывали ни сочившуюся кровь, ни белеющее ребро. Корень стал немного длиннее выпустив вперед небольшой отросток с косточкой на конце. «Странно, — неведомое до этого чувство пронеслось по огромной корневой системе. — Это все очень странно! Совсем как я…».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})