Троянский кот - Далия Мейеровна Трускиновская

Дубожецкий доставал из-за боковой обшивки багажника черные плоские коробочки и кидал их в разноцветный пакет.

— Тайник! Скавронский, крикните Воронову — у него там тайник! — завопил Адам.

Гусар полетел к такси.

Дубожецкий с добычей кинулся в лес.

— Уйдет! — вскрикнул Адам и погнался за убийцей.

Обычно он был рассудителен, но в азарте запросто терял голову — отчего и оказался закопан под особняком Зибенштейна. Вот и на сей раз — соображение отказало, и Адам, вылетев на лесную тропу, заступил дорогу Дубожецкому.

— Черт! — воскликнул Дубожецкий. И выстрелил в Адама.

Адам невольно шарахнулся, пуля прошла мимо.

— Сука! — таким комплиментом сопровождался следующий выстрел.

Тут только до Адама дошло, что убийца его видит.

Как это могло произойти — он не знал. Но радость испытал неимоверную.

— Скавронский, он меня увидел! — завопил Адам. — Клянусь — увидел!

— Чего орешь?! — и третья пуля прошла сквозь Адамову шею.

— Скавронский, он меня слышит! Ей-Богу, слышит! — Адам даже заскакал от восторга, и этим вконец ошарашил убийцу.

После многих лет незримости и неслышимости обрести вид, обрести голос — да это же для призрака счастье несказанное. Теперь можно являться людям, заводить разговоры! А не выслушивать в многотысячный раз истории из монастырского житься брата Альбрехта!

Дубожецкий, ничего не поняв, сделал еще выстрел — а больше патронов в пистолете не было.

Отшвырнув оружие, он побежал по тропе, проскочив сквозь Адама, как сквозь облачко пара.

— Воронов! Господин Воронов! Сюда, скорее! Он безоружен! — кричал Адам. — Не пугайтесь только — меня теперь видеть можно! И слышать!

— Поздравляю, — сказал гусар. — Искренне и от всей души поздравляю.

Тут-то и раздался голос брата Альбрехта.

— Чада неразумные! Погоня!

Оказалось, сообщники Дубожецкого после его бегства, ругаясь, разболтали про тайник в багажнике. Они сообразили, куда должен направить грешные стопы главарь, и решили — за свою долю награбленного стоит побороться.

— Там у соседа в сарае стояла страшная колесница, и они про нее знали. Сейчас сарай взламывают, — доложил брат Альбрехт. — Ф-фух! Пивка бы!

— Надо предупредить господина Воронина!

Лешу поймали вовремя — он покидал такси, собираясь преследовать Дубожецкого.

— Один на один я его заломаю, — сказал Леша. — Тем более, что он расстрелял боезапас. Но с тремя все-таки не справлюсь.

— Как себя чувствует мой кот? — спросил Адам.

— Полегчало коту. Я ему туда лечебного корма насыпал, он поел.

— Выпустите его.

Леша с любопытством посмотрел на Адама.

Он, общаясь с незримым помощником при помощи кота и компьютера, представлял себе сыщика немного иначе — не таким плотным, с другой прической и, конечно, без холеных подкрученных усов, необходимой принадлежности щеголя в 1898 году.

Адам усмехнулся.

— Втроем справился, — пообещал он. — Вот и господин Скавронский поможет. Он как саблей замахнется — всякого ужас проймет.

Леша выпустил кота и огладил его.

— Ну, благословясь… — опустившись на корточки, Адам поймал кошачий взгляд и мгновение спустя увидел светлые иголки.

Он боялся, что зримая плоть соединится с кошачьей не так легко, как незримая, но обошлось Кот взмыл в воздух. Рядом с ним оказался брат Альбрехт — разумеется, с бочонком. Он первый заметил Дубожецкого и принялся описывать его действия: повернул направо, в потемках налетел на пень, грохнулся, вскочил…

Адам полетел по тропе, Леша с фонариком побежал следом. И когда на поляне они настигли убийцу, Леша понял замысел Адама.

Адам уже достаточно освоился в кошачьем теле, чтобы драться. Вцепившись убийце в волосы, он бил задними лапами по лицу, пока тот, выронив пакет, не попытался отцепить спятившего зверя. А тогда Леша вступил в бой, грамотно провел прием, уложил противника наземь, лицом в сухую рыжую хвою.

Пока не появились сообщники, следовало спасать добычу. Кот, запустив когти передних лап в пакет, взмыл вверх и, пользуясь указаниями брата Альбрехта, уволок его подальше, на луг за опушкой, и приземлился вместе с ним в копешке свежего сена.

— Славно сделано! — похвалил монах. — Теперь главное — копны не перепутать. Ого! Нет, ты гляди, гляди…

Над лесом — приблизительно там, где въехала в канаву «мазда», висел туманный силуэт.

— Оно, горюшко наше. Это значит — что? Что те нечестивцы на страшной адской колеснице все-таки едут за главным злодеем. Дай-ка и я взгляну…

Поднявшись и опустившись, монах доложил:

— А там целое сражение будет. От города едут полицейские повозки, две штуки. Их, я полагаю, твой дружок Воронин на подмогу вызвал. Ох, и что же теперь будет?! Эй, Столешников! Как ты там?

Адам понял: Леша, уверенный, что может предъявить награбленное добро, сделал нужный шаг. Дубожецкого он взял в плен, а с теми двумя помогут управиться его товарищи. Вот только что за добро такое?

Адам зацепил когтем край пакета, поднялся и позволил коробкам соскользнуть на сено.

Коробок было семь штук — старых, обтянутых тусклой кожей, с изящными замочками-защелочками, которые легко открывались при помощи смекалки и когтей.

В коробках, как Адам и предполагал, были дорогие украшения. Он открыл одну, другую, третью…

— Ишь ты… — прошептал брат Альбрехт. — Роскошь-то какая…

— Позвольте, позвольте! — вдруг закричал Адам, от волнения покинув кошачью плоть.

На то, как устроена у призраков память, ему не раз жаловался брат Альбрехт. События прежней жизни — с каждым годом все отчетливее, а события призрачной жизни блекнут и выгорают. Адам предположил: это потому, что она скучная. Брат Альбрехт вынужден был согласиться, хотя обострения давешней памяти гипотеза не объясняла.

— Что ты чадо? — спросил брат Альбрехт. — Живот схватило? Кошачий? Не должно бы.

— Да иди ты с животом… Погоди… — и Адам, заговорил, возведя глаза к небу, словно там был написаны слова:

— Колье «ривьера», семьдесят два камня, из коих двенадцать посередине — в два карата, прочие — карат с четвертью, колье платиновое из бриллиантов и рубинов, перстень мужской платиновый «шевалье» с аметистом, окруженным бриллиантами по полкарата, серьги большие старинные, бриллианты на розовой подложке… по четыре больших ромбом…

Тут в умственном устройстве, заведовавшим памятью, что-то разладилось, и из уст Адама полетели обрывки и осколки:

— Два с четвертью карата… роза сапфировая… гранен таблицей… и семь по полтора карата…

Столешников, слышавший это, из любопытства опустился на копешку.

— Ты что такое несешь, чадо? — ужаснулся брат Альбрехт. — Погоди, догадался! Это те камушки, что ты в прежней жизни искал!

— Все побрякушки до последней зазубрил, — опомнившись, отвечал Адам. — Там списочек был — целая страница. И ведь помнил же тот, кто писал, сколько в которой побрякушке чего — и камней, и каратов.

Он уставился на раскрытые коробочки.

— И что же теперь будем делать? — спросил Столешников.

— Ты, чадо, к небесам воззови, —