Елизавета Абаринова-Кожухова - Царь мышей

Каширский подставил наволочку, а Херклафф принялся небрежно скидывать туда золотые украшения и самоцветные каменья, будто это были дрова или картошка. При этом он не упускал из поля зрения и госпожу Глухареву, и когда та попыталась «под шумок» стянуть со стола какую-то брошку в виде усыпанного бриллиантами золотого паучка, чародей кинул в ее сторону мимолетный взор, и брошка превратилась в настоящего паука. Вскрикнув, Анна Сергеевна сбросила паука с руки, но, упав на стол, он вновь сделался брильянтовым. Херклафф как ни в чем не бывало смахнул его в наволочку, а Анна Сергеевна с оскорбленным видом отвернулась и уже не принимала в дележке сокровищ никакого участия.

Когда наволочка наполнилась до краев, Херклафф сказал:

— Зер гут, хватит.

Не без сожаления глянув на оставшееся, Каширский стал завязывать наволочку в узел, а людоед обратился к присутствующим:

— Все, либе херрен, тепер я с покойным Путьята в полный рашшот. А мой вам добри совет — не задерживайтесь здесь излишне долго.

«Либе херрен» и сами понимали, что ничего хорошего их в царском тереме не ждет, если не считать высокой чести умереть славной смертью, защищая царские останки.

А Херклафф, казалось, о чем-то крепко задумался.

— Ах, я, я! — вспомнил чародей. — Не может ли кто из фас отолшить мне эта… как ево… дер шпигель?

— Зеркало, что ли? — уточнил Рыжий.

— Да-да, зеракль. Хочу поправит мой фризюр.

Зеркальце отыскалось в сундучке у скоморохов. Прислонив его на столе к какой-то золотой вещице из загородного клада, Херклафф велел Анне Сергеевне и Каширскому подойти поближе. Затем неторопливо извлек из-под фрака магический полукристалл и, проговорив несколько слов на каком-то тарабарском наречии, приставил его большой гранью к зеркалу.

«Верно умные люди говорят, пить надо меньше» — именно так или приблизительно так подумали одновременно и скоморохи, и князь Святославский, и даже обычно малопьющий Рыжий: в царской златохранильнице все оставалось так же, как было за миг перед тем, недоставало лишь Херклаффа, Анны Сергеевны и Каширского. Ну и, разумеется, наволочки с драгоценностями.

— Померещилось, что ли? — встряхнув лысиной, проговорил Шандыба.

— Ага, померещилось, — откликнулся Мисаил. — Всем сразу.

— Примерещилось или нет, а в одном он прав — уходить надо, — раздумчиво произнес дьяк Борис Мартьяныч.

— Легко вам говорить, вас-то никто в лицо не знает, — с беспокойством возразил Рыжий. — А меня они на куски разорвут.

— Хоть одно доброе дело сделают, — подпустил Шандыба.

Князь Святославский взял со стола подсвечник и, осветив лицо Рыжего, с легким прищуром оглядел его, подобно тому, как художник изучает набросок будущего шедевра.

— Не беспокойтесь, друг мой, мы вас так разукрасим, что никто не узнает, — беспечно заявил князь, завершив осмотр. — Особенно ежели вас припудрить, припомадить и переодеть в женское платье.

— Ну что ж, в женское, так в женское, — со вздохом согласился Рыжий. — Что поделаешь, если ничего нового история изобрести не в состоянии…

Не теряя времени даром, Антип с Мисаилом принялись за «перевоплощение» клиента, и Рыжий не без некоторого восхищения наблюдал в зеркале, как он под руками умельцев превращается в весьма миловидную девушку. Увы, незабвенный Александр Федорович Керенский в подобных обстоятельствах должен был обходиться без опытных визажистов.

— Господин Рыжий, ежели ничего не получится с вашим градоначальством, то приходите к нам, — от всей души предложил князь Святославский. — А то мы как раз собираемся поставить гишпанскую трагедь «Тайная свадьба дона Луиса Альберто», да невесту играть некому.

— А невеста девушка честная? — с подозрением вопросил боярин Шандыба.

— Честная, честная, — заверил его князь Святославский. — Я всю рукопись два раза перечитал и не заметил, чтобы она что-нибудь стибрила.

— Тогда поищите другую, — посоветовал Шандыба. — Этой не поверят!

Хотя господин Рыжий за все двадцать лет своего пребывания в Царь-Городе не присвоил и ломаного гроша, среди обывателей (включая князей и бояр) почему-то укоренилось убеждение, будто бы он — главный казнокрад и только прикидывается, что имеет средние достатки, а сам на золоте ест да на серебре спит.

Пока скоморохи гримировали Рыжего, а князь Святославский руководил этим ответственным занятием, дьяк Борис Мартьяныч безотрывно глядел на драгоценности, оставшиеся после того, как свою «законную» половину забрал господин Херклафф.

— А с этим-то что делать будем? — первым задал он вопрос, который занимал всех. — Пропадет ведь.

— Да уж, если сюда ворвется толпа с улицы, то пиши пропало, — сказал Рыжий, едва Антип закончил подкрашивать ему губки и принялся за бровки. Мисаил в это время прилаживал к Рыжему юбку, наскоро сварганенную из скатерти.

— Мы должны унести все это, — гнул свое Борис Мартьяныч. — А потом, когда бесчинства прекратятся, вернем.

— Да-да, так и сделаем, — кивнул Рыжий, отчего левая бровь, над которой в это время трудился Антип, нарисовалась куда-то вверх. — Нас тут семь человек, так что справимся.

С этим предложением согласились все, кроме Шандыбы, который оказался в двойственном положении: ему хотелось и поживиться золотишком, и при этом сохранить образ самого честного кислоярского боярина, который он старательно создавал и поддерживал долгие годы. Шандыба лихорадочно думал, как бы ему выкрутиться, и наконец придумал:

— А я не возьму! Ибо, как человек честный и благородный, заявляю сразу и открыто — я ничего не верну!

— Да бери, не валяй дурака, — махнул рукой Святославский.

— Ну ладно, бес с вами, уговорили, — пробурчал Шандыба и первым начал рассовывать драгоценности по карманам своего просторного кафтана. Увидев, что шандыбинские карманы слишком просторны, остальные тоже приступили к делу, и вскоре стол совсем опустел. Лишь две чаши — золотая и серебряная — не влезли ни в один карман, но и им скоморохи нашли подходящее место, приспособив для создания более убедительного «дамского» образа своему подопечному.

— Да уж, Бельская слободка отдыхает, — заметил боярин Шандыба, придирчиво оглядев Рыжего.

— Господа, собирайтесь быстрее, — поторапливал стрелец. — Чем раньше мы уйдем отсюда, тем лучше. Сударыня, поправьте кармашек, а то из него златая цепочка торчит.

«Сударыня» послушно засунула цепочку поглубже, и семь человек, нагруженных золотом и драгоценными камнями, вереницей покинули златохранилище. Последним, аккуратно задув свечи, вышел дьяк Борис Мартьяныч, и вскоре в царском тереме ни осталось ни одного человека, если не считать останков хозяина.