Алексей Тихонов - Разведчик с Острова Мечты

Небольшая круглая площадка на вершине башни находилась сейчас несколько ниже Шагалана. По ней неспешно прогуливались двое. Светловолосые мелонги, в доспехах и при оружии, однако спутать их было невозможно. Первый — сухощавый узколицый мужчина, привычно разложивший на краю парапета какие-то свитки. Держался он уверенно и с достоинством, и все же угадывался в нем не только чиновник, но и слуга. Чуть торопливо поворачивалась его голова за прохаживавшимся собеседником, чуть заметно пригибалась спина, когда он осмеливался открывать рот сам. Вторая фигура оказалась куда колоритнее: могучий атлет, природный воин, подтянутый и энергичный, невзирая на проседь. Под длинным плащом панцирь, дорогой, хотя и безо всякой вычурной отделки. Воин то мерил площадку широким шагом, то застывал, обратившись вдаль. По тому, сколько он говорил, становилось понятно, что, в сущности, происходит беззвучный для наблюдателя монолог. Чиновник лишь изредка вставлял фразы, а чаще терпеливо внимал или быстро заносил что-то важное в бумаги. Воин не следил, успевают ли за ним записывать. Иногда он умолкал, погруженный в собственные мысли, и тогда чиновник замирал в готовности.

Наконец, на очередном проходе воин повернулся к собору, и Шагалан присвистнул. С этого человека впору было ваять памятники. Красивое мужественное лицо словно вырубили из гранита: мощная челюсть, правильный нос, орлиный излом бровей — все указывало на непоколебимую волю и привычку повелевать. Сложнее было заподозрить глубокий, изощренный интеллект — в том, что перед ним знаменитый Бренор Гонсет, разведчик уже не сомневался. На секунду даже подумалось, не является ли подлинным мозгом наместника его секретарь… Тут воин резко перевел взгляд на собор, и как будто полоснуло чем-то тяжелым и пронзительным. Юноша, едва не сорвавшись со своего гнезда, невольно увел голову от оконца.

— Ну что там? — подал снизу голос Кабо. — Он?

— Он, — хрипло ответил Шагалан. — Я спускаюсь, больше здесь делать нечего.

Путь вниз оказался ничуть не легче. Затекшие ноги еле слушались, однажды он чудом избежал падения. Опустившись локтей до восьми, махнул на все рукой и спрыгнул. На ногах не удержался, перекатился на бок, в облако пыли.

— Здорово потрудился, — хмыкнул друг. — Разотри, а то и не встанешь. Ну, стоило ли потеть?

— Стоило, — выдохнул Шагалан.

— Зацепишь оттуда?

— Неудобно очень, требуется заваливаться влево… И далековато, под сотню шагов. А бить нужно первой стрелой, вторую не позволят.

— Придумал чего?

— Хочу испытать вражью игрушку, этот их арбалет. Добудем такой?

— Так же свободно, как и лук, — пожал плечами Кабо. — Их тут частенько патрули, видел, таскают. Пристреляться только надо.

— Это само собой. Если с подобной штукой устроиться на веревке у дырки да извернуться… глядишь, что-то и получится.

У стены напротив глухо застонал несчастный служка.

— Приходит в себя, — обернулся Кабо. — Живучий парнишка, но куда же нам его девать? Отпускать нельзя, растрезвонит про нападение. Все, естественно, спишут на проникших в церковь воров, а вот Гонсет… Если он сейчас готовится к некоему покушению, то вполне способен почуять неладное. Тогда сюда и мышь не пролезет.

— И убивать тоже нельзя… — Шагалан яростно растирал ладонями занемевшие ноги. — Спрятать его все равно некуда, места мало, хватятся — обыщут в момент. Найдут, а дальше — строго по твоей логике, брат. Причем шум поднимется еще громче, и уж тут-то он точно достигнет ушей наместника.

Парнишка, чью судьбу так безмятежно обсуждали, заворочался и приоткрыл глаза.

— А если скинуть его на площадь? — нимало не смущаясь, продолжил размышление Кабо. — Пусть считают, что выбросился сам, а зачем, почему — будут гадать до весны. Пока же у тела толпится и гудит народ, спокойно оставим собор. Как тебе?

Глаза служки начали медленно округляться от ужаса.

— Идея хорошая, — промолвил Шагалан. Паренек беспомощно шевельнулся в сторону лестницы. — Однако осуществить ее затруднительно. Ты видел по дороге хоть одно окно, в которое он пролезет? Затем, переполох на площади небезопасен — кто-нибудь из прихожан в состоянии углядеть парочку, выныривающую из дверей. А самое главное — Гонсет. Вряд ли он отнесет полеты людей перед своим убежищем к заурядным событиям. Нет, с точки зрения наместника ничего необычного не должно случиться. — Юноша на едва гнущихся ногах легко настиг отползающего пленника, склонился над ним. — Пожалуй, вариант с убийством все же наилучший.

Служка разинул рот для крика, но голоса так и не обрел. Тогда он судорожно заслонился от судьбы рукой, зажмурился.

— Жить, никак, хочешь, парень? — осведомился Шагалан. — Имеется у тебя и такой шанс. Быстро отвечай: за той дверью ход на крышу?

По-прежнему немой служка усиленно закивал.

— На крыше стрелки? Зачем ты сюда бегал?

— На… настоятель… велел… Еду там… или одежу менять… еще чего… Пощадите…

— Возможно, и пощадим. С нами пойдешь?

— Куда? — в испуге дернулся парнишка. — К сокровищнице? Я дорогу знаю, хотя без ключей…

— На черта нам церковные сундуки? — усмехнулся Шагалан. — На улицу пойдешь. Сам, тихо прогуляешься в нашей компании.

— Так ведь… это… нельзя мне.

— Ну, твоя воля, приятель, решай. Либо кочевряжиться и голосить — прирежем тут же. Либо посидеть денек под замком и вернуться получать свои законные розги.

Разведчик не стал уточнять, что вне границ площади за жизнь парнишки не дадут и медного гроша, а бедолага вряд ли мог сейчас трезво мыслить.

— Конечно, я пойду! — горячо зашептал он. — Не сомневайтесь, господа, и после ни словечка не скажу. Пусть считают, по кабакам загулял, пусть порют и на горох ставят. Я понимаю!

— Воистину, — Шагалан почти дружески похлопал пленника по спине, — лучше уж розги, чем дыба, верно? Язык укротишь — шкуру попортишь, а голову сбережешь. Толково рассудил. Давай тогда подсоблю подняться, пора.

Теперь Кабо спускался первым. Шагалан поддерживал шатающегося служку под локоть и за плечо, не то из доброго участия, не то конвоируя. Нижнего яруса достигли спокойно, без лишних встреч. Опасливо приоткрыли дверь — служба все еще продолжалась. В притворе друзья обступили пленника уже с двух сторон, Шагалан незаметно прижал к его боку нож.

— Свободней, веселей, — напомнил хромец. — Не на похороны пока идешь, на гулянку. Улыбайся ты, что ли? Разве так старым приятелям радуются?

Вышли на крыльцо. Стражники, томившиеся неподалеку, скользнули скучающими взглядами и отвернулись. Зато прошествовавший было в храм причетник неожиданно вынырнул обратно.

— Ауэрген! — позвал высокий требовательный голос. — Ауэрген!