Роберт Желязны - Одержимый волшебством. Черный Трон

Ознакомительный фрагмент

— А другой?

Маусглов покачал головой.

— Сначала мне показалось что-то знакомое в нем, но — я не знаю его имени и не помню, где встречался с ними раньше, если, конечно, вообще встречался.

— Интересно, это просто совпадение?

— Райл — колдун, а это сборище колдунов.

— А зачем он так долго торчал здесь?

— Возможно он просто ждал приятеля, — сказал Маусглов, — хотя мне тоже интересно, почему он не узнал меня.

— Прошло много времени, — ответил Поль.

— Да.

— Он мог запросто подойти и заговорить с тобой, если бы узнал.

— И то верно.

Маусглов осушил бокал.

— Закругляйся и пойдем отсюда, — произнес он.

— Хорошо.

Уже поздно, когда вечер перевалил за полночь, они вернулись в свои апартаменты. Исключительно по просьбе Маусглова он проделал серию заклинаний, расставив защитные оболочки и ловушки над их ложем, и, наконец, заснул с ножом под подушкой.

Часть IV

Довольно философских измышлений! Все! Я так решил! Все это бесплодные разглагольствования, я до сих пор ни в чем не уверен. Философ — это мертвый поэт и умирающий богослов — я нашел эту фразу в мозгу Поля. Не знаю, где выкопал ее Поль, но она довольно точно отражает мои чувства и настроения. Я устал от бесконечных раздумий. Настало время что-то предпринять.

Город у подножия Балкина показался мне лишенным собственного духа, но изрядно возбужденным искусственным путем. Рондовал тоже не был обойден магией — от весьма практических, утилитарных вещей и ложных чар до забытых оболочек, ждущих своего часа, и множества новых заклинаний и оборотней, которыми напичкал замок уже Поль. Но этот город был настоящим царством магии — оболочка на оболочке, тьма заклятий и чар, часть их связывала оболочки в единое целое, часть, наоборот, вызывала конфликты между ними, новые оболочки возникали сами по себе на месте старых, лишь только те начинали терять свою силу. Все заклятия и оболочки Рондовала я хорошо знал и с юмором относился к их нраву. Здесь сила магии была ключом, силы плясали вокруг меня в бешенном хороводе — некоторые были совсем не понятными, некоторые даже угрожающими — я не подозревал в себе такого, но в тот момент я был готов столкнуться с этой страшной подозрительной силищей. Это странное желание хотя и не способствовало развитию моего сознания, но, по крайней мере, усилило и укрепило мою бдительность. Кроме того я почувствовал мощный прилив энергии, благодаря тому, что постоянно находился среди магических воздействий высоких концентраций.

Первым признаком моего роста стала возможность задать вопрос, непосредственно касающийся моего статуса. Я обратился с ним к странному существу в столбе красного дыма, едва лишь вошел в город. Я наблюдал за ним, пока не прекратились его метаморфозы, а затем очень обрадовался, увидев, что он принял форму, подобную моей. Я помчался за удаляющимся собратом и адресовал ему свой вопрос.

— Кто ты? — спросил я.

— Мальчик на побегушках, — ответил он, — я был достаточно глуп, позволив узнать кое-кому свое имя.

— Я не понял.

— Я такой же демон, как и ты. Только я убиваю время. Посмейся надомной. Но, может быть, когда-нибудь моя участь постигнет и тебя.

— Я опять ничего не понимаю.

— У меня нет времени тебе объяснять. Я должен натаскать с вершины горы массу льда, чтобы заполнить все эти ящики в кладовых. Мой проклятый хозяин — один из учредителей всего этого.

— Я помогу тебе, — сказал я, — если ты скажешь, что надо делать и ответишь на мои вопросы, пока мы таскаем лед.

— Тогда вперед, к пику.

Я последовал за ним. Достигнув средних слоев атмосферы, я вновь полюбопытствовал:

— Ты говоришь, я тоже демон?

— Я так думаю. Но я не могу объяснить многих вещей, почему у меня такое впечатление.

— Ну хоть что-нибудь, хоть одно.

— Ладно, самое элементарное — но ты задаешь очень глупые вопросы. Ты вызван, чтобы быть демоном.

Мы прибыли на вершину, и я научился добывать лед. Его метод основывался на простой вариации пределов поглощения, эту технику я обычно использую при работе с живыми организмами.

Когда мы неслись обратно к кладовым — как две огромные сверкающие алмазные башни — я снова спросил.

— Откуда мы взялись? Моя память не сохранила давнишний событий.

— Мы — порождение всемирной энергии, циркулирующей в различных формах. Самый простой способ, это когда могущественный колдун при помощи сверхсил призывает одного из нас для выполнения какого-нибудь специфического поручения — он очеловечивает нас, так обычно говорят. В процессе придания формы обычно нам даются имена, как правило, мы расщепляемся, выполнив поставленную задачу. Конечно, если какой-нибудь разгильдяй-маг — как мой окаянный хозяин — узнает твое имя, он может вновь заставить тебя служить ему, и прощай свобода. Вот почему ты можешь легко обнаружить немало таких горемык, которые выполняют работу, не свойственную им. Хорошо хоть таких пустоголовых колдунов не так уж много — некоторые слишком ленивы, некоторые слишком заняты. Ох, вот если бы мой проклятый хозяин допустил хоть маленькую ошибку в магическом ритуале!

— Что тогда?

— Как что, в тот же момент я стану свободным, разорву этого сукина сына на части и уберусь восвояси, надеясь, что он не оставил какого-нибудь магического документа с моим именем и не отдал его сопливому ученику. Для собственной безопасности, лучше почаще устраивать погромы в жилище проклятых хозяев, чтобы изъять подобную бумагу — лучше сжечь — затем пройтись по его ученикам, живущим неподалеку.

— Я запомню это, — сказал я, пока мы сбрасывали ледяные глыбы в ящики кладовых. Затем мы понеслись обратно.

— А что, у тебя не было подобных проблем? Ни разу?

— Нет, совсем не было.

— Невероятно. Возможно ты порожден какой-нибудь всеобщей катастрофой или бедствием. Такое иногда случается.

— Я не помню ничего подобного. Мне кажется, что я смутно помню какие-то битвы, сражения. Но это, пожалуй, совсем не то.

— Хм, много крови?

— Думаю, да. Ты думаешь со мной это тоже случалось?

— Не думаю, это ни о чем не говорит. Но это может помочь, если что-то еще проясниться.

— Я думаю, там была еще буря.

— Буря тоже поможет. Но даже этого недостаточно.

— Что же мне делать?

— Делать? Радуйся, что никто не знает твоего имени.

— Но даже я не знаю своего имени — если, конечно, оно у меня вообще есть.

Мы достигли вершины, подхватили очередную глыбу и полетели в обратный путь.

— Ты должен иметь имя. Все имеют имена. Так мне сказал один из старейших.