Олег Авраменко - Сын Сумерек и Света

— Однако я предпочитаю быть учёным.

— Я тоже учёный. Сейчас я изучаю Источник, и чем больше узнаю о нём, тем больше обретаю могущества, а значит, и власти. Что же касается тебя, то ты своими открытиями…

— Чужими открытиями, — уточнил Колин.

— Не имеет значения. Так или иначе, ты существенно повлиял на развитие тамошней науки. А поскольку наука — краеугольный камень любой технологической цивилизации, то тем самым ты изменил естественный ход истории. Разве это не власть? Между прочим, как продвигаются дела с премией?

— Боюсь, её присудят, несмотря на все мои старания избежать этого.

Я встала со скамьи, бережно положила Дейдру в коляску, затем вернулась на своё место и сказала:

— А ты не бойся. Как бы то ни было, ты принёс пользу науке того мира. А ещё ты сам говорил, что сделал некоторые уточнения и обобщения.

— Ну да, сделал. Мои познания в области теории поля позволили мне лучше понять Источник, что в свою очередь натолкнуло меня на определённые идеи. Я немного изменил исходные постулаты, устранил очевидные противоречия… Но всё это — капля в море.

— Это всего лишь начало, — возразила я. — Ведь не мог же ты предложить свои поправки к теории, которой ещё не существовало.

— Я мог бы сделать это в том мире, где она существует.

— А почему не сделал?

— Именно потому, что начинал с откровенного плагиата.

— Мы все начинали с плагиата, не комплексуй по этому поводу. Продолжай исследования, развивай свою теорию, подбирайся к Источнику с другой стороны. Я буду изучать его логическую структуру, а ты — физическую.

— Недостаёт третьей компоненты, — заметил Колин. — Возможно, самой главной — метафизики.

И мы не сговариваясь посмотрели на коляску, в которой безмятежно спала, ещё не сознавая своей исключительности, малышка Дейдра — дитя Даны, Артура и Источника…

Глава 8

Артур

Следуя предварительной договорённости, делегация Света должна была первой покинуть Сумерки. Мы спустились в Зал Перехода Замка-на-Закате и в полном молчании подошли к аркам. Настроение у нас было паршивое.

Как я и опасался, переговоры Брендона с царём Давидом закончились безрезультатно. Налицо была добрая воля обеих сторон, желание предотвратить губительную войну, но все доводы здравого смысла оказались бессильными перед эмоциями. Гибель Рахили требовала отмщения — а поскольку виновные так и не были найдены, то ответственность ложилась на всё Царство Света. Вдобавок массовые шествия по улицам Солнечного Града, а также провокационные заявления некоторых высокопоставленных лиц из союзных нам Домов накалили страсти в Израиле до предела. С другой стороны, было воззвание царя Давида к своим подданным, составленное явно сгоряча и весьма оскорбительное для детей Света. Как король, Брендон не мог оставить его без внимания и должен был дать подобающий ответ. Одним словом, главам двух Домов не оставалось ничего делать, кроме как вежливо объявить друг другу войну, обсудить условия её ведения (это было единственным положительным моментом) и подписать пакт о начале военных действий.

— Ну что ж, брат, — сказал Брендон, остановившись возле Арки. — Наши пути расходятся.

Я вздохнул:

— Да.

Мы немного помолчали, затем Брендон в сердцах произнёс:

— Чёрт! Ненавижу сцены прощания. Так тоскливо, что хоть волком вой… Ладно. Передавай привет Бренде.

— Обязательно передам. Скажу, что скучаешь по ней.

— Она и так знает.

Брендон обнял меня, пожал руку Дионису и быстро шагнул под арку. Не оборачиваясь, он вызвал Образ Источника, а мгновение спустя его фигура растаяла в воздухе. Другие члены делегации, отдав мне честь, вместе вошли в Туннель и отправились в путь из Страны Сумерек в Царство Света.

Нас осталось трое — я, Дионис и Джона. Семь моих друзей и родственников — четверо Сумеречных и трое детей Света — уже находились в Авалоне. Я передал их на попечение Бренды ещё утром, чтобы они успели немного освоиться, прежде чем я официально представлю их при дворе.

Что же касается Джоны, то вопрос о его статусе оставался открытым. У меня не было времени основательно подумать над этим, но постепенно я склонялся к мысли, что там, где примут восьмерых учителей (включая Диониса), найдётся место и для девятого. Тем более что девять — магическое число.

Ещё в лифте я связался с Брендой и попросил её приготовиться. Теперь она сама вышла на связь и сообщила, что готова к приёму.

— Поехали, — сказал я Дионису и Джоне, и мы вступили под арку.

По моей команде Образ Источника заключил нас троих в силовой кокон. Контакт между мной и Брендой обрёл в моём восприятии некое подобие нити, протянутой через бесконечность. Для пробы я сначала дёрнул эту нить, проверяя её на прочность, затем крепко ухватился за неё и велел сестре тянуть…

Вокруг нас вспыхнуло всеми цветами радуги ослепительное сияние, пол под ногами исчез, но за какую-то долю секунды появился вновь. Когда в моих глазах перестало рябить, я узнал неприхотливую обстановку моей ниши и увидел Бренду с Пенелопой, которые стояли рядом у стены, смотрели на нас и улыбались.

— Привет всем, — весело произнесла Бренда. — Наконец наша команда в полном составе.

А Пенелопа подошла ко мне, встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку.

— Я рада, что ты вернулся, отец.

— Я тоже рад тебя видеть, доченька, — ответил я.

— И я рад, что ты здесь, Пенелопа, — вдруг отозвался Джона. — Иначе пришлось бы посылать за тобой.

Бесцеремонность, с которой он вмешался в наш разговор, его странные слова и не менее странный тон до крайности озадачили меня. А в груди я ощутил неприятную щекотку, обычно называемую предчувствием неладного.

— Что это значит? — удивлённо спросил я, повернувшись к Джоне. — Ты знаком с Пенелопой?

Он вызывающе усмехнулся. Куда и девался вежливый, корректный, хоть и излишне самоуверенный молодой человек. Теперь передо мной стоял нахальный тип, который смотрел на меня с откровенной неприязнью, даже ненавистью, и вместе с тем глаза его сияли каким-то сатанинским торжеством. Этот взгляд напомнил мне взгляд Харальда, только в нём было больше ума. Гораздо больше. Слишком много ума…

— Да, я знаком с ней, — ответил Джона. — Я познакомился с ней из чистого любопытства. Мне хотелось узнать, что представляет из себя дочь такого отъявленного негодяя, как Артур Пендрагон.

— Чёрт побери! — пробормотал за моей спиной Дионис. — Боюсь, кузен, ты пригрел на груди змею.

Джона опять усмехнулся:

— Ошибаешься, не змею. Ведь змей — символ Хаоса, а это… — над его головой возник золотой нимб, — это символ Порядка.