Вероника Иванова - Право быть

Война? Как пожелаешь, братец. А что скажут другие?

— Почему ты позволила ему совершить ошибку?

— Молодой человек... — Тилирит перекинула небрежно заплетённую тёмно-рыжую косу за спину. — Ксаррон всё-таки уже взрослый, хотя всеми возможными способами избегает принятия сей печальной истины. И если бы я его одёрнула, мой поступок только вернее убедил бы мальчика в мысли о собственной бесконечной юности. Пожалуй, сегодня он впервые попробовал вступить во взрослую игру, и меня, как мать, это радует.

— Даже если игра способна его убить?

Болотно-зелёные глаза засмеялись.

— И кто говорит здесь о смерти? Тот, кто сам ещё несколько дней назад нетерпеливо переминался с ноги на ногу у самого Порога?

Уже донесла, драгоценная?

«Поделилась впечатлениями», — хихикнула Мантия.

А я-то, дурень, раньше считал, что тётушка сама всё про всех узнаёт.

«Осведомлённость может достигаться разными способами. Дружеская беседа — один из них».

Беседа двух старых сплетниц.

«Как тебе угодно».

— Если он умрёт, то неизвестно, когда и где возродится.

Но возражение, казавшееся мне неоспоримым и наиболее серьёзным, даже не было принято во внимание.

— В том-то вся и прелесть! — ласково улыбнулась Тилирит. — У него появится следующая возможность...

— Начать сначала?

— Продолжить.

— Что?

— Познание себя, разумеется.

Я непонимающе сдвинул брови, и тётушка, вздохнув с наигранной скукой, поманила меня пальцем к окну.

— Что ты видишь?

— Сад.

— И только?

— Деревья, аллеи, пруды, цветы... Много всего. Перечислить?

— Нет, лучше назвать одним словом, но необходимо выбрать единственно верное. Итак, что ты видишь?

Одним словом? Жучки, паучки, рыбки, песок, земля, камни, листья, шепчущиеся с ветром, облака в пронзительной лазури небес. Всё это...

— Мир.

Она удовлетворённо хлопнула в ладоши:

— Умница! А теперь сделай последний шаг, даже полшажочка к истине. Мир — это...?

Лазурь, далёкая и близкая. Бесконечно высокая и опасно глубокая, такая непохожая и вечно единая.

— Драконы.

— Верно!

— Насчёт самих Нитей я не сомневаюсь, но как быть с тем, что возникает на них?

Тилирит щёлкнула меня по носу:

— Подумай немножко и ответь, может ли окунь резвиться в песках пустыни, а соловей петь песню в морских глубинах?

— Конечно, нет. Ни тот, ни другой просто не смогли бы поменяться местами.

— Да. Но почему?

— Потому что...

Я никогда не задумывался над столь напрасными в силу своей странности вопросами, и даже многочасовое размышление вряд ли пролило бы свет на упомянутые тайны бытия, но времени у меня не было, значит, следовало ответить первым пришедшим в голову образом:

— Потому что так заведено.

— Потому что все драконы разные! — поправила меня тётушка, — Из плоти одних рождается земная твердь, из плоти других — небеса, потому и каждая Нить обрастает своим мхом, не похожим на чужой.

— Хочешь сказать, что люди, живущие в одном городе, совсем не такие, как в других?

— А разве нет? И иногда даже в пределах одного дома... — Она прищурилась, как ребёнок, подставляющий личико лучам солнца в первый тёплый день весны. — Да, у них есть общие черты, в конце концов, все они вышли из плоти единокровных родственников, а не чужаков, но различия неминуемы.

— Это я понял. Но почему Ксаррон желает гибели своих... подданных?

— Потому что слишком молод и глуп. Извини, дорогая моя, но это правда.

Магрит спокойно пожала плечами:

— Знаю.

— К тому же он не столько желает, сколько не видит пока иного пути.

— Пути куда?

— Пути к самому себе, разумеется. — Тётушка опустила подбородок в пушистые складки шали. — Нити, составляющие нашу плоть, невидимы нам, и если среди них затесалась одна недостаточно хорошо спрядённая и портящая всё полотно, найти изъян можно лишь единственным образом. Посмотреть на Гобелен с другой стороны.

— С Изнанки?

— Это можешь сделать ты, но не мы. — Тилирит вздохнула, но без печали. — Однако средство, доступное нам, ничуть не хуже, просто его нужно учиться применять, а уроки, как сам понимаешь, по вкусу не каждому. Конечно, со временем понимаешь их необходимость и несомненную пользу, но в молодые годы кажется, что любую победу можно одержать, если приложить побольше сил.

— Значит, вы наблюдаете за...

— Миром, родившимся на Нитях. За всеми и каждым, потому что любое живое существо, впервые увидевшее свет в наших владениях, несёт отпечаток нашей души, иногда мгновенный, иногда тщательно выдержанный.

Но тогда получается, что тот же Дэриен — зеркальное отражение Ксаррона, прошлого или настоящего? А может быть, будущего? И Селия, и Борг, и... Многие-многие люди. А ведь ещё есть и другие расы.

— Это... удивительно.

— А главное, полезно. Но Пресветлая Владычица, как порой стыдно смотреть на свои копии!

— Стыдно?

Тилирит подмигнула мне:

— А как же! Тем более другие тоже их видят, не забывай. Так что иной раз согласен умереть, только бы стереть живую и весьма своенравную память о своих чудачествах и ошибках.

— И Ксо тоже хочет начать заново?

— Скажем, это представляется ему наиболее простым. Но он по простоте душевной полагает, что гибель внешнего мира никак не скажется на внутреннем.

Я вспомнил собственные злоключения и то, как распрощался с серебром.

— Ты не хочешь ему объяснить? Он же умрёт сам, если попытается довести до гибели других! Вернее, иначе они попросту не погибнут, ведь разрушение...

— Всегда начинается внутри, — с многозначительной мрачностью закончила мою фразу тётушка. — Он знает, не сомневайся. Только пока для Ксо подобные слова — пустой звук.

— Но он же поймёт? Когда-нибудь?

— Очень на это надеюсь, — пробормотала Магрит.

— В конце концов, смерть не станет концом пути, и тебе это известно лучше, чем многим из нас. На собственной шкуре, так сказать, изучено, — то ли в утешение, то ли в назидание заметила Тилирит. — Хорошо хотя бы то, что он готов пробовать. Снова и снова... Впрочем, сей зуд терзает каждого дракона, и умершего более, нежели продолжающего жить.

— Зуд?

Болотные озера глаз страдальчески, но вместе с тем и мечтательно потемнели.

— И ещё какой. Словно кто-то изо дня в день жалит твоё сознание, и яд то растекается, обжигая всё, до чего сможет добраться, то комком бьётся в каждую мысль. Ты не представляешь, как заманчиво знать, что можно перечеркнуть прошлое и сотворить новое, прекрасное, безгрешное будущее... Перед этим зовом трудно устоять.

Наверное, представляю. Я ведь ждал и никак не мог дождаться смерти, хотя для меня она означала совсем иное. В отличие от всех моих родичей, по отдельности и вместе взятых, мне не дано изменить мир Пустоты. Да, он может расшириться или сузиться, делясь пространством с драконьими Нитями, но сокрытая в нём суть останется той же. Единственное, что способно тасовать разные качества, телесные и духовные, как колоду карт, это...