Джон Норман - Убийца Гора

Затем я увидел, как к трону приблизился Фламиниус и застыл, почтительно склонив голову. Убар дал ему прощение за действия, совершенные им в интересах дома Кернуса, и по его просьбе позволил остаться в городе и продолжать свои исследования.

Далее под восторженные крики людей убара в зал суда ввели две или три сотни девушек-рабынь. Каждая из них была в серой тунике государственной рабыни Ара с разрезом до подпоясывающего тунику серого шнурка.

Они были босы и носили на левой лодыжке узкое кольцо с прикрепленными к нему пятью колокольчиками непременным атрибутом государственной рабыни. Волосы у них были коротко острижены и зачесаны назад.

Запястья каждой были стянуты за спиной наручниками из серого металла. Кроме того, рабыни были прикованы друг к другу за ошейники пятифутовыми цепями и поставлены в длинные колонны.

– Вот самый большой выбор рабынь дома Кернуса, – произнес Марленус, делая широкий жест в сторону сотен девушек.

Соратники ответили ему восторженными возгласами.

– Выбирайте себе рабынь, – сказал он.

Не тратя времени понапрасну, мужчины тут же бросились к девушкам. Отовсюду понеслись радостные и протестующие крики, смех и плач, взвизгивание рабынь, ощупываемых мужскими руками. Когда мужчина делал свой выбор, девушку освобождали из общей цепи и вручали хозяину ключ от ошейника, наручников и кандалов. Тут же, за ближайшими столами, писцы оформляли юридические свидетельства, и право владения рабыней переходило от государства к отдельному гражданину.

Внезапно в зале воцарилась тишина. Одну из девушек вывели вперед. Как и другие, она была одета в короткую тунику. Как и у остальных, руки её были скованы за спиной. Звон колокольчиков на лодыжке был единственным звуком в зале, когда она, вся дрожа, шла между двумя воинами. Каждый из них держал в руке цепь, пристегнутую к её ошейнику. Дойдя до каменного постамента, на котором возвышался трон убара, она опустилась на колени, низко склонив голову. Воины, продолжая держать в руках цепи, встали по бокам от нее.

– Рабыня, – обратился к ней Марленус.

– Да, господин, – ответила она.

– Как твое имя?

– Клаудия Тентиус Хинрабия.

– Ты последняя из рода Хинрабиусов? – спросил Марленус.

– Да, господин, – сказала она, не смея поднять голову и встретить наполненный гневом взгляд Марленуса, её убара.

– Много раз твой отец, будучи главой городской администрации Ара, тайно или открыто добивался моей гибели. Много раз посылал он в Валтай своих наемных убийц и шпионов, чтобы найти и уничтожить меня вместе с моими соратниками.

Тело девушки сотрясала крупная дрожь. Она не в силах была произнести ни слова.

– Он был моим врагом, – заключил Марленус.

– Да, господин.

– А ты – его дочь.

– Да, господин, – снова повторила она и не в силах сдержать мучительную дрожь упала на каменные плиты пола.

– Заслуживаешь ли ты пытки и публичной казни? – спросил Марленус.

– Все, чего пожелает господин, – прошептала она.

– Или, может, забавнее будет оставить тебя рабыней для наслаждения в моих Садах?

Девушка не смела поднять на него глаз.

– Все, что господину будет угодно.

– А может, мне следует освободить тебя? – поинтересовался Марленус.

Девушка ответила ему изумленным взглядом.

– Держать тебя взаперти в Центральном Цилиндре, но не рабыней, а пленницей, как подобает высокородной женщине, и в будущем подыскать тебе такого мужа, чтобы твой брак послужил в будущем на благо политических интересов Ара?

В её глазах стояли слезы.

– Таким образом, – задумчиво продолжал Марленус, – хоть один из Хинрабиусов послужит, наконец, интересам Ара.

– Тогда я буду большей рабыней, чем самая последняя из них, – едва сдерживая рыдания, пробормотала она.

– Я освобождаю тебя, – объявил Марленус. – Я дарую тебе свободу, и ты вольна делать, что хочешь, и идти, куда пожелаешь.

Она смотрела на него расширившимися от изумления глазами.

– Ты будешь получать от государства пособие, – продолжал Марленус, – достаточное для нужд женщины высшей касты.

– Убар! – воскликнула Клаудия. – Убар!

Он обратился к стоящим рядом с ней охранникам:

– Проследите, чтобы с ней во всем обращались как с дочерью бывшего главы городской администрации.

Рыдающую Клаудию вывели из зала.

Вслед за этим потянулась бесконечная цепочка рассмотрения множества других дел. Среди прочего, я помню, встал вопрос о более чем сотне экзотических рабынь из дома Кернуса – девушках в белых туниках, выращенных в неведении о существовании мужчин.

– Они ничего не знают о настоящем рабстве, – заметил Марленус. – Пусть продолжают оставаться в неведении.

Марленус распорядился, чтобы с девушками обращались мягко и посвятили в жизнь Ара со всей возможной в этом суровом мире заботой. После освобождения их должны будут направить в горианские семьи, в хозяйстве которых нет рабов.

Я получил тысячу двойных золотых монет за победу в скачках на приз убара. Встретив в зале суда Фламиниуса, я отдал восемьсот монет ему, чтобы он смог возобновить свои исследования.

– Твои сражения ещё не окончены, медик, – сказал я ему.

– Спасибо, воин, – поблагодарил он.

– Много ли найдется желающих работать с тобой? – спросил я, вспоминая об опасностях, связанных с его исследованиями, и враждебное к ним отношение посвященных.

– Кое-кто уже есть, – ответил Фламиниус. – Уже восемь очень хороших человек вызвались помогать мне. И первой из них, показавшей пример и подбодрившей остальных, была женщина из касты медиков, жившая некогда в Треве.

– Не Вика случайно её имя? – поинтересовался я.

– Да. Ты её знаешь?

– Когда-то знал, – сказал я.

– Она занимает видное место среди медиков города, – заметил он.

– Думаю, она окажется для тебя отличным сотрудником, – сказал я.

Мы обменялись рукопожатием.

Из двухсот оставшихся у меня золотых монет все, кроме одной, я отдал, чтобы освободить Мелани, служившую на кухнях Кернуса, и дать ей кое-какие средства на жизнь. Этих денег, оставшихся после её покупки, обошедшейся мне в смехотворно малую сумму, ей, некогда бывшей ткачихе, вполне должно было хватить, чтобы открыть в Аре собственную мастерскую, закупить материалы и нанять рабочих из своей касты.

Последнюю золотую монету двойного веса я вложил в ладонь Квалиуса, слепого игрока, также находившегося сейчас в зале суда убара и, как и Хул, принадлежавшего к партии Марленуса.

– Ты – Тэрл Кэбот? – спросил он.

– Да, – ответил я, – тот, кто некогда был Куурусом. А этот двойной тарн я даю тебе за ту давнишнюю победу над виноделом у главных ворот. В тот раз ты не принял от меня золота, считая его грязным.