Олег Верещагин - Garaf

Однако, отступать было некуда. И как всегда бывало в таких случаях — Гарав немного разозлился. Упрямым жестом вскинул голову…

— Я спою… спою дамам Кардолана — тем, которых я вижу здесь — и всем, кого родила эта земля…

Слушай песню мою,

Дева Первой Весны…

Для тебя я пою

Средь чертогов лесных.

Ты услышь в этой песне

Небес высоту…

Будем вместе мы в мире

Творить красоту.

Для деревьев твоих

Я создам певчих птиц,

А в лесах поселю

Ярко–рыжих лисиц.

Для цветов полевых

Сотворю мотыльков.

И красавцев лесных -

Серебристых волков.

Посмотри — ночь кругом,

В небе звёзды горят…

Лишь деревья твои

Меж собой говорят.

Взявшись за руки, мы,

Словно дети, идём…

Посреди звёзд и тьмы

Мы с тобою вдвоём…

Гарав только теперь понял, что его очень внимательно слушают. И дело не в том, что Ториэ (удивлённо бросивший на Гарава короткий взгляд) подыгрывает очень умело, нет… До этого он просто пел себе и пел… и думал, что поёт для Мэлет, которой так ни разу и не спел. А теперь понял, что слушают его все… Именно его. Не музыку, а песню…

— То, что я сотворил,

Я тебе подарю -

И однажды Светил

Мы увидим зарю.

Мы с тобою пройдём

Через тысячу лет.

И мы будем вдвоём -

У любви смерти нет…

Стихи барда Тэм Гринхилл.

В мгновенной тишине улыбающаяся — и с блестящими глазами — княгиня Гваэль чуть наклонилась к Гараву и поцеловала мальчика между бровей. Гарав вспыхнул, испуганно дёрнулся, проклиная свою дурацкую способность ярко алеть. А ещё поцелуй напомнил маму… и Гарав спрятал глаза:

— Благодарю… — прошептал он, отступая и не поднимая глаз.

— Бедный мальчик,.. — негромко сказала женщина Нараку, думая, что Гарав уже не слышит. — Не помнить своей семьи… а ведь где–то женщина ждёт, надеется… Если бы наш Олза…

Князь свёл брови:

— Дай вам волю — вы их будете облизывать от колыбели до гроба… Оруженосец, ты куда?! — загремел он, сводя брови. — Женщинам ты спел, а мужчинам?!.

… — Вновь сотрясается земля от топота копыт,

И стонет ветер в ковылях, и сталь мечей звенит,

Высокий чистый звук рогов зовет нас за собой;

Бессчетно воинство врагов, и страшен будет бой.

Не подведет меня скакун, и верен мне мой меч,

И будет вязь священных рун в бою меня беречь.

И сердце рвется из груди в такт топота копыт,

И страх остался позади, а конь вперед летит.

Играет солнца на клинке безжалостный огонь;

Пока я жив и меч в руке, не разожму ладонь.

Ложится под ноги трава, и ветер бьет в лицо.

Не места жалости словам в стальных сердцах бойцов.

И рухнул первый враг у ног: не я — так значит он,

От крови алым стал клинок — таков войны закон.

И снова рубящий удар, и снова звон клинка,

И снова страшный смерти дар несет моя рука.

Пускай в безжалостном бою хранит меня мой бог.

Ласкает меч ладонь мою, зовет к победе рог,

И под копытами земле опять назад лететь.

Награда сильным — побеждать, а побежденным — смерть.2

Стихи барда Тэм Гринхилл.

Ох — что тут было!!! Крики загремели отовсюду!

— За алые клинки!

— Дагор, Кардолан!

— Отлично, оруженосец!

— За нового барда!

А Нарак сдёрнул со своего пальца и надвинул на палец Гарава тяжёлый золотой перстень–печатку в виде скалящейся драконьей головы с двумя рубинами–глазами (перстень болтался, туда можно было всунуть второй палец мальчишки):

— За добрую песню об отважных мужах! Хоть пропей — твоё теперь!

От немолчного шума и тут же протянувшихся со всех сторон бокалов Гарав даже ошалел. А вскоре добавил себе обалдения ещё вином (как не выпить хоть по глотку с каждым, кто хочет чокнуться с новым певцом)… и к окончанию бала был в несколько раздрызганном состоянии, хотя и искренне–весёлом. Нет, тут на самом деле было весело! Совсем не так чопорно, как на киношных балах, чего Гарав в душе опасался. В результате до постели Гарав добрался в отличном настроении, хотя и с кружащейся головой, а за окнами уже начинало светать и просыпался город. Эйнор где–то задержался, а Фередир ушёл к себе. С особой тщательностью сложив одежду, мальчишка выдохнул и упал на постель.

Хорошо, мне тут нравится — подумал он и глухо, приятно выключился.

* * *

Юные обитатели дружинного двора, с которыми Гарав свёл шапочное знакомство на балу, были в основном упрощёнными или усложнёнными вариантами Фередира — драчуны, любители женского пола, пересмешники, мастера попеть и попить. В общем–то это оказалось совсем неплохо — с ними было легко. А Гарав не был ни самым младшим, ни самым неловким, ни самым тихим — в общем, его приняли, как своего, почти сразу, после парочки состоявшихся–таки незлых проверок «на вшивость». Если хотелось одиночества — всегда можно было уйти в свою комнату. Можно было купаться в море — одному или толпой, как настроение. Можно — погулять по городу, даже просто без дела. Или — вот что не надоедало — ездить верхом, если не на охоту, то просто так. Если хотелось чего–нибудь нешумного — были среди оруженосцев и молодых рыцарей и такие, как Хеледир сын Гонда, любитель и, что главное и интересно, настоящий исследователь местных легенд и сказок — или Коль сын Дамбена, с которым можно было говорить о южных землях — о них он знал всё. Большинство людей тут были из северян или йотеод, многие — той же крови, что пригоряне, несколько чистокровных нуменорцев (кстати, один из них был белобрыс и невероятно этим гордился — в чём там дело, Гарав разбираться не стал*). А харадрима Карьятту Гарав помнил ещё с бала — весёлый и очень вспыльчивый, но добрый парнишка года на три старше Гарава, он был оруженосцем как раз у Коля, и его семья жила в Зимре уже лет триста или около того.

*Изначально Нуменор заселяли представители трёх людских племён — беоринги, халадины и хадоринги. Большинство населения составляли «арийского типа» хадоринги — мощные голубоглазые блондины. Немногочисленные халадины вскоре растворились среди двух других племён. А вот подавляющее большинство Верных в знаменитом конфликте составили как раз беоринги — рослые, темноволосые и сероглазые. Таким образом, практически все хадоринги — «Люди Короля» — погибли в катаклизме, уничтожившем остров Нуменор — либо в самоубийственном походе, затеянном Ар–Фаразоном против Валар.

Обязанности оказались тоже простыми. Ну, не стоит говорить о тренировках с самым разным оружием и без, да ещё в верховой езде (Гарав занимался этим особенно упорно) - кстати, в них никто не обязывал участвовать, но как–то само собой получалось, что даже самые ленивые (а Гарав ленивым не был) уделяли им не меньше шести часов в день. А так — вместе с Эйнором один–два раза в неделю отдежурить полсуток возле князя. И, в сущности, всё. (Нарак, кстати, не на троне оказался простым дядькой — опять–таки вариантом Фередира, только немолодым и значительно поумневшим.) Правда, ещё мальчишку часто приглашали петь — и, если отказывался, не обижались, но расстраивались… а расстраивать людей Гарав не хотел и отказываться перестал.