Далия Трускиновская - Домовые

Когда двое залезают в стог, пусть даже погода и не располагает к шалостям, эти шалости начинаются сами собой. Нам было начхать на оккупантов. Пока не совершили всего задуманного — не угомонились.

Потом мы стали думать — куда же теперь податься?

Будь со мной Авось — было бы куда проще! Я бы приняла решение и потащила это горе за собой, мало вслушиваясь в его лепет. А если бы Авось, взревев, выдернул руку и смылся — недолго бы тосковала, потому что сам бы и приполз обратно. С Кондратием это было невозможно. Он решил, что мы вернемся в город и заляжем у меня дома, — значит, так и будет.

С одной стороны, я тоже хотела домой. Это только в сказках очень приятно неделями болтаться в прериях и пампасах. С другой стороны, Кондратий мог защитить и себя, и меня. Пистолет, правда, нам бы мало помог, но если блины поддаются размазыванию по стенке — то грех этим не воспользоваться.

Весь день мы потратили на дорогу, которую даже велосипед одолел бы часа за полтора. Надо отдать нам должное — Кондратий сделал все, чтобы я этого дня не забыла, и я тоже. Мы перемещались короткими перебежками: от стогов через лес — к сенному сараю, от сарая через поле — к заброшенному хлеву на полтысячи крупных рогатых голов, оттуда краем луга и опушкой — к следующим стогам. И всюду, где мы находили крышу над головой, Кондратий внушал мне уверенность в своих силах и глубоких чувствах.

Когда мы в третьем часу ночи прибыли в город, я спала на ходу. Слишком много счастья — это, оказывается, тоже нехорошо, думала я, некстати, не к месту… не вовремя…

Хорошо, что я по дороге рассказала ему, где прячу запрещенную литературу. Когда я проснулась, он уже выписал все, на его взгляд, необходимое и смотрел в листок с умным видом. Он был похож на маменькиного сынка, которому предстоит впервые в жизни самостоятельно сварить борщ по древнему, сложному и многокомпонентному рецепту.

Тут-то и выяснилось, что мы оба думали о конечности срока, который отведен блинам с хренами. И планировали уплотнить их время таким образом, чтобы поскорее их сбыть с рук навеки.

Я забрала у Кондратия бумажку и сразу отметила те формулы, которые непременно должны работать. Но когда я стала пробовать разные сочетания, то почувствовала себя плоховато. Может быть, я просто перетянула к себе ближайший поток времени и ускорила его, а ускорение обменных процессов в организме — штука непредсказуемая. Во всяком случае, перестановка тех кирпичиков, которые нашел Кондратий, вроде «Придет время — будет и пора» или «Час придет и пору приведет» не дала того ощущения, которое возникает, когда формула работает.

А потом позвонило мое начальство.

— Приколись! — потребовало оно и продиктовало очередное задание. Задание оказалось из тех, что способствуют поднятию боевого духа. А именно — визит в первый и пока единственный в нашем городе пентхаус. Хозяин которого, естественно, был лицом, приближенным к блинам, и в тесной дружбе с хренами. То есть, иной лексики у него просто не было и быть не могло.

С пентхаусом я проковырялась довольно долго. И честно собиралась поскорее ворочаться домой, сдав разудалый репортаж о пользе такого рода сооружений. Но начальство придумало мне еще геморрой — какую-то охранную фирму, которая оплатила кучу рекламного места. Я была так счастлива после знакомства с хозяином пентхауса, что все вопросы охранной структуре задавала с учетом особенностей своего последнего поля действий.

Когда я на следующий день села отписываться, то, к радости своей, обнаружила, что пишу инструкцию для грабителей, которым непременно нужно взять штурмом пентхаус. Я детально расписала, где там расположены телекамеры и тепловые датчики, не забыла упомянуть марку замка «Assa» и прочие подробности, которые еще проверил и кое-где уточнил Кондратий. Вся эта ерунда заняла у меня три дня.

На четвертый день — который, кстати, и днем уже не был, а перетек в глухую ночь, — я немного отдохнула после репортерских дел и с новыми силами взялась мастерить заклинание. Кондратий, выходивший исключительно в темное время суток, был командирован с мусорным ведром и пропал.

Когда человек, не уберегший загородный особняк, оставивший там все ворота нараспашку и смывшийся непонятно куда, исчезает, это наводит на размышления. Что же касается конкретно Кондратия, к которому оккупационные власти имели особое и ярко выраженное отношение, размышления были однозначно жуткие.

Прихватив пистолет, я пошла разбираться.

На мусорке моего жениха, понятно, не было. Поскольку двор — сквозной и прекрасно простреливается, я пошла по периметру, стараясь слиться со стеной. А всякий периметр хорош тем, что выводит из любого лабиринта. Сделав нужное количество поворотов, я оказалась чуть ли не на улице. Но не на той, с которой обычно захожу, а на другой, поперечной.

Там околачивалась возле телефонной будки классическая долговязая, коротко стриженая и безумно выкрашенная типа. Одно это должно было навести на мысль о хренах по соседству. И навело, но я, сунув пистолет за ремень джинсов и запахнув куртку, вышла из подворотни и перешла на другую сторону улицы. Врага, конечно, нужно знать в лицо, но лучше поглядеть на это лицо издали…

Типа кого-то высматривала. Это был пока что лишь крупный и плечистый силуэт на форе слабо освещенных окон ночного ларька. В руках ее объект имел… ну да, ведро, мусорное…

Совершенно перестав понимать, что тут происходит, я по другой стороне улицы поспешила к ларьку и остановилась как раз напротив него. Типа тоже пошагала в том же направлении. У таких девиц на редкость тупая походка — они словно пытаются врыться носком туфли в асфальт, да поглубже. Происходит это от полной неспособности распрямлять ноги до конца.

Допустив на минутку, что типа выполняет какое-то хреновое задание, я поспешила перейти улицу и оказалась у киоска чуть позже этого сокровища. Она уже успела что-то сказать Кондратию, и я услышала хмурый ответ:

— Ща как хвачу!

— Типа трахнешь? — безмятежно осведомилась она.

— Типа трахну! — сказала я, подходя. — Без базара, типа! Ща!

И загородила собой Кондратия.

— Типа ну… — услышала я в ответ.

— Типа чеши отсюда!

Поняв, что тут не обломится, она побрела прочь.

— А ты тут типа чего торчишь? — повернулась я к жениху.

— Нас обложили, — сказал он. — Двор полон какой-то сволочи.

Этого еще недоставало!

— Как ты догадался?

— Когда на мусорку шел — кто-то за бак шарахнулся и дал деру. Я решил не сразу в наш подъезд, а запутать след — так он за мной шел. Я сюда вылетел, он во дворе остался. Я не хотел его на нашу квартиру наводить.