Янтарный свет. Трилогия (СИ) - Вишневский Сергей Викторович

Церебра обвела начавших собирать свои вещи студентов взглядом и остановила его на Ари. Когда тот проходил мимо, она произнесла:

– Ари, ты должен остаться.

Парень кивнул и втал рядом. Как только последние студенты покинули аудиторию, старшая рука света произнесла:

– То, что я сегодня произнесла – это… немного не твой уровень.

– О чем вы?

– О том, что для тебя сегодняшняя лекция… вредна.

Ари нахмурился и спросил:

– В каком смысле?

– Когда мы выводили формулы и разбирали конкретные примеры, все это было направлено на то, чтобы сэкономить силы. Молодые и неопытные студенты, резерв которых редко переваливает двадцать камней, зачастую проигрывают учебные схватки только потому, что не могут рассчитать силу. Увы, свет в атаке не так силен как в защите, но даже если студент понимает, как ему действовать… У него часто не хватает силы. Именно поэтому мы навязываем им максимальную экономию.

– Вот как, – нахмурился парень. – А почему вредной для меня?

– Потому, что именно смещение и асимметрия придает заклинаниям особые свойства, – вздохнула преподаватель. – Я видела твою дуэль. И сейчас я хочу, чтобы ты показал мне конструкт, которым пользовался.

Парень на несколько секунд замер и перед ним появилась сложная фигура из трапеции, нескольких кубов вокруг и сферы в центре трапеции.

– Не знаю, кто тебя подбил на это, но… Хотя нет, знаю. Это ведь ларс тебе показал, правильную последовательность?

– Да, – не стал отрицать Ари.

– Я не сторонник таких подходов. Я считаю, что ты сам должен прийти к этому. Должен отточить навык и почувствовать, какая из фигур должна появляться первой, но не суть, – вздохнула Церебра. – Смотри. Твоя конструкция хороша, правильна и симметрична. Однако, стоит сместить сферу к вот этому углу и у нее появятся новые свойства.

Ари нахмурился и заставил сферу сместиться.

– Да, так. Так вот. Стоит ей сместиться, и твой сияющий росчерк станет очень неприятным. Он начнет поджигать. Причем все. От травы, до камня. Включая защиту.

– В каком смысле, защиту?

– Каждый такой росчерк начнет поджигать силу твоего противника. Нет, не будет пламени, не будет дыма, но сила в защитном заклинании начнет… тлеть. Она будет убывать и на поддержание этой защиты будет уходить все больше и больше. Саму основу заклинания такой росчерк не уничтожит. Защита не распадется, но вот пару десятков таких росчерков ощутимо начнут вытягивать силу из создателя защиты.

– Так почему… почему никто не использует это?

– Потому, что смещение сферы в угол этого тетраэдра настолько искажает заклинание, что расход силы увеличивается втрое.

– Вы говорили о процентах…

– Да, – хмыкнула старшая рука света. – Но там вы говорили о небольшом смещении, относительно оси фигур, а тут…

– Получается, обычный росчерк… Потребляет как… как…

– Перекаченное силой копье света, – кивнула преподаватель. – Именно поэтому, никто в здравом уме не будет учить студентов подобным штукам. Да и пользоваться такими вещами… Откровенно, никто таким не пользуется. Да, исследовали, да изучали, да особо опытные маги иногда используют, но не на каждый день и то… далеко не все.

– А если твоя сила…

– А вот если твоя сила имеет такой объем, как у тебя, то… То тут рисуются довольно интересные перспективы, – кивнула старшая рука света.

Ари приподнял одну бровь, взглянул на Церебру.

– И где…

– Полное собрание эффектов асимметрии ты в библиотеке не найдешь, – хмыкнула Церебра, помолчала пару секунд и добавила: – По крайней мере в студенческой.

Она направилась к выходу и поманила парня за собой жестом.

– Пойдем. Есть у меня один трактат.

* * *

– Тьма… тьма всегда… Холодна, – Кельт глубоко вдохнул и выдохнул, затем открыл глаза и взглянул на Нами.

– Тьма иногда бывает теплой, – возразила та, так же открыв глаза, наполненные силой.

– Это не ее тепло, – хмыкнул старший рука тьмы. – Это твое тепло, которое она отражает. Не отдай ей ничего и ты почувствуешь ее холод.

Нами нахмурилась.

– Да, многие обожествляют тьму, придают ей человечье обличие. Отнесись к ней как к родной матери и она ответит тебе той же любовью. Возненавидь ее и она возненавидит тебя в ответ, – с легкой улыбкой произнес Кельт и обвел рукой комнату. – Сюда приходят светлые. они любят симметрию, порядок. Сюда приходит вода, они наоборот стремятся к изгибам, плавным линиям. Огонь, приходящий сюда, любит острые углы, резкие выверты и страсть. Каменные истуканы любят прямоту и жутко уперты.

– А мы, темные?

– А мы приходим сюда и берем то, что нам нужно, – взглянув в глаза девушки произнес Кельт. – Обратись к своей тьме, обратись к ней с раздражением, с пренебрежением и жутким раздражением. И твои щупальца станут другими. Они покроются иглами, что будут оставлять после себя яд. Не трупный, не паралитический, а яд самой тьмы, от которого спасти может… Только она сама. Обратись к своей тьме с ужасом, со страхом до дрожи не то, что в коленках, а в позвоночном столбе и… И ноги твоих врагов начнут подкашиваться от ужаса. Дай йей то, что нужно тебе и она даст это тебе в ответ.

Нами задумчиво опустила взгляд и спросила:

– Так, значит то, что я чувствовала… Когда обращалась к ней…

– Лишь отражение тепла, которое ты хотела получить, – с грустной улыбкой произнес преподаватель. – Это грустно, особенно, когда кроме тьмы у тебя… ничего нет.

Нами молча продолжила смотреть на пол комнаты для медитации, но спустя пару секунд спросила:

– Есть ли во тьме что‑либо, что имеет свою волю? То, что… не просто отражает?

– Есть. Конечно есть, – кивнул Кельт. – Но послушай совета опытного темного – не суйся так глубоко.

– Почему? – подняла взгляд Нами.

– Потому, что там, в глубине тьмы, в ее чреве живет… бездна. Многие маги, от одного лишь взгляда в эту бездну сходили с ума. Я видел, как величайшие из нас с криками и воплями выдирали себе глаза, как они рвали кожу на своем лице от одного лишь взгляда в бездну.

– Это так страшно?

– Никто не знает, – покачал головой темный маг. – Никто не знает, а те кто знает… уже никогда не расскажут об этом.

Кельт поднялся на ноги и потянулся.

– Сегодня все, – произнес он, направившись к выходу, бросив на ходу: – Завтра попробуем что‑нибудь сделать с твоими щупальцами.

– Учитель, можно вопрос? – произнесла девушка в спину преподавателю.

Тот остановился, но не обернулся.

– Что будет с моими щупальцами, если я… Если обниму тьму и прижму к себе? Что будет с ними, если я ее полюблю?

Кельт хмыкнул, сложил руки за спиной и приподнялся на носки, после чего опустился на пятки.

– Завтра узнаем… Завтра.

* * *

– Да, ладно тебе, – вздохнул худощавый парнишка и хлопнул здоровяка по плечу. – Ну, почудили два студента. Чего теперь, так и ходить с кашлем? А ну как чахотка какая?

– Это тебе почудили, – буркнул второй. – А мне, знаешь, что с пальцами сделали? А, Ник? Они сначала ритуалы на моей ноге рисовали, а когда пальцы помимо моей воли шевелиться стали – они их отхренялчили!

– Так, у тебя же пальцы на месте? – нахмурился худощавый.

– Так этот, с мордой хитрой, кудрявый, мне их заново отрастил!

– И чего ты кобенишься? – возмутился Ник. – Тебе пальцы новые, считай, отрастили, а тебе все не ладно!

– Хренасе, неладно! Я, твою на лево, с пальцами черными в платочке домой пришел! Еще бы мне не ладно!

– Нет, ты скажи, что в этом плохого? Ну, отморозил, ну выл как заговоренный, ну поколдовали они чутка, так ведь пальцы есть, Чак! Есть! Ты мне скажи – больно отрезали?

– Не, то чтобы больно, но…

– Ну, а чего ты кобенишься, а? Ты видал, сколько они народу вылечили? Мелкого Тима видел? У него уже ежик растет! А так все с гнойной головешкой бегал.

– Ну…

– Что «Ну»? Если бы не эти уроды с ковена, так бы вообще благодать была, – вздохнул Ник.