Геннадий Ищенко - Альда

Когда площадку очистили, отец стал стаскивать к ней целые стволы, разыскивая достаточно сухие и не сильно тронутые гнилью. Потом он разжег обычный костер, наломав толстых сучьев и, когда он разгорелся, затащил в огонь одно из заготовленных бревен.

— Прогорит, продвинем дальше, — удовлетворенно сказал он. Дров нам на всю ночь хватит. Давай положи немного мха, а сверху постелем палатку. Хорошая перина получится. На лошадей уже можно набросить попоны, тем более что они у нас на голодном пайке.

Альда лежала на мягкой подстилке изо мха, укрывшись одеялом. От костра несло жаром и ей было тепло. Рядом переминались и время от времени вздыхали кони. Девушка смотрела на пляшущие языки огня, с гулом и треском пожиравшие дрова, и думала о том, как резко изменилась ее жизнь.

— Ты еще не спишь? — тихо спросил отец, постеливший себе постель в стороне от костра.

— Нет еще. Ты зачем лег так далеко, холодно же.

— Пока тепло, а похолодает, тогда и я лягу ближе. Дрова к этому времени прогорят, а жара от углей хватит надолго. Вот ты сейчас пялишься на огонь. Это конечно красиво и все такое, но если из леса придет опасность, то после огня ты долго ничего не сможешь различить в полумраке. Именно поэтому часовые всегда сидят спиной к костру, а те, которые дорожат своей жизнью, так вообще как я — в стороне.

— Папа, а мама, она какая была?

Отец явно не ожидал такого вопроса и замолчал. У них дома эта тема была запретной. Она знала, что отец сильно любил мать, и они вместе прожили, что называется, душа в душу, пока ее появление не зачеркнуло отцовское счастье.

— Внешне она была очень похожей на тебя, — неожиданно сказал отец. — Точнее, это ты на нее похожа. И чем дальше, тем больше. Ты знаешь, я ведь тебя ненавидел, когда ты появилась. Глупо, конечно, в чем может быть виноват маленький ребенок? Тем более, что мать очень тебя хотела, даже несмотря на предупреждение врача об опасности родов в ее возрасте. А в остальном… Ну что я тебе могу сказать? Она была очень добрым и доверчивым человеком, и, несмотря на то что часто страдала от своей доверчивости, веру в людей не утратила до конца. Она за свою жизнь мухи не обидела, тем удивительнее была ее любовь ко мне — человеку, профессией которого было убийство. Я ведь и из армии короля ушел не из-за своего баронства, а из-за нее. В тех годах, которые мы провели вместе, вся моя жизнь. Так было, пока я не увидел тебя через два года после рождения. Все это время ты провела в семье кормилицы. Ты знаешь, что она воспринимала тебя как собственного ребенка? Я ведь потом, когда тебя забрал, не ограничивал вашего общения до самой ее смерти. После рождения я вычеркнул тебя из своей жизни. И вот мы встретились совершенно случайно. Стоит двухлетняя малышка с лицом моей жены, смеется, показывает на меня пальцем и говорит: «Мама, а кто этот смешной дядя?» У меня тогда все в душе перевернулось. Стою я, смотрю на тебя и думаю какой же я эгоистичный мерзавец. Помню еще мысль мелькнула, а как бы она восприняла то, что я бросил нашего ребенка.

Голос отца дрогнул, и он замолчал.

— Спасибо, — сказала Альда. — Давай спать, отец.

Больше они на эту тему не говорили. Когда девушка проснулась, было непонятно, пора вставать или нет. Сна не было ни в одном глазу. От костра, точнее от того, что от него осталось, тянуло жаром. Ночью отец, видимо, неоднократно поднимался, чтобы продвинуть бревно в огонь или положить следующее. Во всяком случае, приготовленных стволов на месте не оказалось, а на месте костра виднелась большая куча тлеющих углей. На этих углях быстро сварили кашу, которой и позавтракали. Кони возбужденно принюхивались к запаху каши и тянули морды к котелку.

— Надо побыстрее отсюда выбираться и накормить лошадей, — сказал отец. — Пока не выедем, придется идти пешком. Подо мхом может оказаться яма или гнилая валежина, не хватало еще переломать им ноги.

Выбирались долго и трудно. Тяжело идти, когда ноги проваливаются в мягкий мох иной раз по колено. Измучились и люди, и лошади. Поэтому, когда вышли в нормальный лес с полянами, заросшими травой, лошади поначалу не могли даже есть из-за усталости. Пришлось сделать капитальный привал и хорошо отдохнуть. После отдыха, когда наконец все наелись, путники сели на лошадей и прибавили ходу. И почти сразу были вынуждены спешиться и, оставив стреноженных лошадей, осторожно прокрасться вперед, откуда слышались крики людей.

Вскоре лес расступился, и глазам Буше открылась огромная поляна, на другой стороне которой стояло несколько неказистых домишек, из труб которых шел дым. Возле них толпилась большая группа людей.

— Похожи на разбойников, — прошептал отец.

На поляне они насчитали двенадцать вооруженных мечами и пиками людей, которые тычками гнали перед собой троих взрослых и ребенка. Первым шел, спотыкаясь, старик в малиновом камзоле, за ним, помогая друг другу, шли молодые мужчина и женщина, а за женщиной, держась за ее юбку, бежал мальчик лет семи. Старик споткнулся и упал. Послышался взрыв хохота. Один из мужчин ударил старика в бок сапогом. Старик скрючился и попытался подняться на ноги. Подняться ему не дали: удар меча, и обезглавленное тело рухнуло на землю. Было слышно, как испуганно вскрикнула женщина. Один из мужчин шагнул к ней и со смехом запустил руку в вырез ее платья. Поддерживавший женщину мужчина рванулся к обидчику, но получил удар эфесом меча в голову и упал навзничь. Крик женщины, звук пощечины, который бросил ее на землю, и плач ребенка слились воедино.

— Отец, им надо помочь!

— Ты в здравом уме, дочь? — с изумлением уставился на нее старый воин. — Их двенадцать человек, а, может быть, и больше, если часть скрывается в домах. И половина из них держит оружие вполне профессионально. Может быть, это даже солдаты из разбитой армии Мартина или герцога Парнады. Я, конечно, знаю с какого конца держаться за меч, но даже для моего самомнения такое количество противников это чересчур. Для меня ты важнее этих несчастных.

— Ты видишь кого-нибудь в броне?

— Вроде нет. Сейчас в броне бегать по лесу холодно, да и неудобно.

— Вот и я не вижу. А так же не вижу ни луков, ни самострелов. Ты слишком привык полагаться только на себя, отец, и не принимаешь в расчет меня. Что сделают все эти люди, если ты сейчас появишься на краю поляны и привлечешь их внимание криком?

— Наверняка побегут сюда со мной разделаться и посмотреть один я такой глупый, или есть еще.

— Вот и отлично. Заряди арбалеты и положи их так, чтобы не было видно, а я сейчас скрытно подберусь к ним с луком. Потом ты шумишь, а я начинаю по одному в спину отстреливать бегущих. Если не успею положить всех, то ты воспользуешься арбалетами. Наверное, до меча дело не дойдет. А в домах вряд ли кто остался. Ну кто из них пропустит такое развлечение?