Кристофер Сташеф - Чародей в ярости. Чародей-странник

— Я — придворный чародей, Род Гэллоугласс, и только благодаря моему волшебству и волшебству моей супруги и детей вы одержали эту победу и не превратились в куски мяса!

Более ему ничего добавлять не пришлось. Крестьянин-здоровяк выпучил глаза и опустился на одно колено:

— Прощения просим, господин! Я… я не хотел…

— Понимаю. Да и как ты мог признать меня, когда я нарядился лудильщиком? — Род огляделся по сторонам и увидел, что все крестьяне встали на колени. — Ну ладно, будет вам! Кто вы — люди или зверушки? Разве вы должны так унижаться? Встаньте и свяжите этих скотов!

— Как скажете, господин!

Крестьяне повскакали на ноги и принялись связывать солдат по рукам и ногам ремнями и подвязками. Здоровяка Род задержал — положил ему руку на плечо и спросил:

— Как тебя звать?

Крестьянин смутился, стал теребить в пальцах длинный чуб.

— Гратум, ежели вам так угодно, господин.

Род пожал плечами:

— Главное, чтобы было угодно тебе. Гратум, догони женщин и сообщи им радостную весть, ладно?

Крестьянин пару мгновений постоял тараща глаза, но, поняв, чего именно от него хочет Род, воскликнул:

— Сию минуту, господин!

С этими словами он развернулся и убежал прочь.

Род обозрел «бригаду» крестьян, занятую связыванием пленных, и убедился в том, что все идет как надо и ненужной жестокости крестьяне не проявляют. Тогда он задрал голову, обвел взглядом верхушки деревьев и мысленно проговорил: «Молодцы ребятки! Я вами горжусь!»

В ответ едва заметно шелохнулись ветки. Род мог бы сосредоточиться и прочитать мысли детей, но это по-прежнему давалось ему нелегко, а сейчас не время было отвлекаться. Но он устремил взгляд к кустам по другую сторону от дороги и подумал: «Спасибо, моя милая. Забавно было наблюдать, как ты укладывала этих солдат на землю».

— А не тебя, господин мой? Я бы предпочла уложить тебя!

Род вздрогнул от неожиданности, услышав не мысли, а голос жены. Гвен шла по дороге в сопровождении крестьянок и их детей. Впереди них бежал Гратум, судя по всему, чувствовавший себя виноватым.

— Я не успел их догнать, господин. Ваша жена им все сказала, вот они и вернулись.

Гвен наверняка догнала женщин, пустившись в полет на метле. Крестьянки опасливо поглядывали на нее; и молча прижимали к себе детишек. А детишки испуганно таращили глаза.

Род повернул голову к Гратуму:

— Больше никто из этих бестий не гонится за вами?

Гратум покачал головой:

— Нет, милорд. Мы других видали, но они гнались за иными крестьянами. А по большой дороге за нами только эти увязались, когда нам удалось оторваться и когда нас осталось мало.

— Говоришь, кроме вас и другие бежали? — Род нахмурился, подбоченился. — Давай-ка с самого начала. Что случилось, Гратум? Начни с тех времен, когда все было хорошо.

— Когда хорошо было? — вытаращил глаза крестьянин. — Так то аж несколько месяцев назад было!

— Время у нас есть. — Род кивком указал на север. — А если ты волнуешься, так у меня дозорные выставлены.

Гратум быстро огляделся по сторонам и повернулся к Роду. Во взгляде его был страх. Не сказать, чтобы Рода радовало подобное отношение к нему и его домашним, но сейчас такое положение вещей его устраивало.

— Ну, давай, — поторопил он крестьянина. — Значит, говоришь, несколько месяцев назад все было хорошо. А потом…

— Ладно, господин, — скорчив кислую мину, кивнул Гратум, горько вздохнул и приступил к повествованию. — Так вот… Апрель тогда был. Запрягли мы волов и стали землю пахать. Вдруг меня с дороги какой-то малый окликнул. С виду он мне не понравился — бледный какой-то, глазки бегают. Да только не станешь же вот так просто человека прогонять или не говорить с ним — ну, я волов остановил и пошел к изгороди, чтобы спросить, чего ему надо. «Чья это земля?» — он спрашивает. «Как это чья, — я ему, — само собой, князя Романова, а мой господин, сэр Эвинг, его вассал, ее ленный владелец». — «Ну уж нет, — этот бледный тут говорит, — уже больше не его эта земля, а теперь она принадлежит колдуну Альфару, а я его вассал, а стало быть, теперь это будет мое ленное владение». Ну, тут уж я не на шутку разозлился. «Это уж дудки! — Я на него гаркнул. — Я такие пакостные речи слушать не желаю!» И как размахнусь кулаком! А кто бы меня осудил?

Род поджал губы. Такое поведение было вполне в духе Гратума.

— Ну а он что?

— Он-то? Он исчез — я и стукнуть его не успел. Испарился, как не было! И тут же появился футах в десяти от того места, по мою сторону изгороди! Ну, тут у меня аж кишки скрутило со страху, только я все равно завопил и кинулся к нему. А он… он вверх взлетел — хотите верьте, хотите — нет, а потом выхватил из-под плаща толстенную дубину и огрел меня ею. Я и так и сяк все пытался ухватиться за эту дубину, а он словно мысли мои угадывал. Я справа нацелюсь — ан дубина уж слева. Словом, отмолотил он меня и по башке, и по плечам знатно, и повалился я наземь. А как прочухался, вижу: стоит он надо мной, гад этот, и скалится. «Радуйся, — говорит, — что пощадил я тебя, что деревянной дубиной тебя отколотил, а не метнул в тебя огненный шар и не запустил ежа тебе в брюхо!» А мог он так сделать, господин?

— Сильно сомневаюсь, — суховато усмехнувшись, ответил Род. — Ну а дальше что было?

Гратум пожал плечами:

— Да ничего такого. «Смотри же, — так он мне сказал, — впредь будешь служить мне, а не этому слизняку сэру Эвингу». Как услышал я, что он вот так о моем господине говорит, у меня прямо кровью глаза налились. А этот злыдень увидел это и снова меня дубиной огреть вздумал. Я увернулся, но он тут же оказался позади меня и стукнул, и уж тут я ничего поделать не мог. «Смотри же, — он опять говорит, — слушайся меня, а что сэр Эвинг тебя накажет — не бойся. Как созреет урожай — он тебя уж более не побеспокоит». Потом оскалился он жутко — зубищи прямо как две пилы, а потом будто бы гром грянул — и исчез он, как и не было его.

Род обратил внимание на то, что этот молодой колдун не только умел телепортироваться и левитировать — он воспользовался и тем и другим для обретения преимущества в драке.

— Этот колдун не имел ни чести, ни совести, — сердито проворчала Гвен, взяв мужа под руку.

— Верно, о порядочности говорить не приходится, — согласился Род, — и потому такое поведение чревато неприязнью окружающих. Если бы все колдуны и волшебницы стали так себя вести, народ очень скоро ополчился бы против них. И сколько времени им бы тогда удалось продержаться?

— Сколько хочешь, — проворно откликнулся Гратум. — То бишь так они говорят — этот самый колдун верховный и рыцари, его приспешники. Они никого не боятся, господин, — ни крестьян, ни наших рыцарей.