Александр Прозоров - Дикое поле

Ознакомительный фрагмент

В отличие от древнего Копорья, с его высоченными стенами, сложенными из крупных валунов, но тесным, узким двором, здесь рассчитывали в основном на Большой наряд, тюфяки и пищали которого стояли по шесть стволов в каждой башне, а стены не превышали в высоту трех человеческих ростов: все равно ни один воин в здравом рассудке, что с лестницей, что без нее, на крепостную стену ни в жизнь не полезет — убьют. Зато двор был широкий и свободный: не считая высоких навесов над сеном, сметанным в высокие — под стать башням, — вытянутые в длину стога, и таких же высоких и внушительных амбаров, почти все внутреннее пространство крепости пустовало. Хотя наметанный глаз боярина сразу подметил начисто вытоптанную землю, плотную, как камень, и пустующие навесы с загородками у дальней стены, рассчитанные на многие сотни лошадей. Не слышно было и мычания коров, похрюкивания откармливаемых к общему столу кабанчиков.

Больше всего Оскол напоминал Свияжск — крепость, построенную государем неподалеку от Казани после первого, неудачного похода. Она предназначалась для отдыха идущих на Казанское ханство войск и сохранение их припасов — и после ухода рати выглядела именно так. Еще в глаза бросалось малое число одетых в тегиляи стрельцов и большое — кованных в железо бояр. На севере порубежные крепости состояли в основном из стрелецких отрядов, а бояре собирались только на смотр, либо в поход на неправильно ведущих себя соседей.

Изба воеводы так же мало напоминала втиснутое на свободное пространство жилище — это оказался добротный дом в два жилья, крытый толстой дранкой и окруженный высоким частоколом, отрезающим от пространства крепости еще один, внутренний двор.

Обоз въехал в никем не охраняемые ворота, останавливаясь вдоль внутренней стороны тына. Бояре выждали за воротами, пока хозяин дома выйдет на крыльцо, после чего спешились и вошли, ведя коней под уздцы — демонстрируя тем самым уважение воеводе.

Дмитрий Федорович Шуйский больше походил на думского боярина, нежели на воеводу: упитанный, с солидно выпирающим вперед брюшком. Одет он был в красные шаровары, опускающиеся до самых войлочных тапочек, и шелковую рубаху, поверх которой накинул отороченную горностаем алую суконную душегрейку. Глаза смотрели хитро, с прищуринкой, невольно вызывая в собеседнике ответную улыбку. Еще довольно молодой, лет тридцати, он наверняка получил воеводское место на кормление не за заслуги, а чьими-то хлопотами. Поскольку Шуйские уже давно жили в опале — получил несколько лет назад. Как это часто бывало, про ставленника крамольников, занимавшего не очень доходную, но хлопотную волость, забывали до тех пор, пока с делами своими он справлялся хорошо, жалоб на него много не шло, и мороки своему приказу он не доставлял.

— Рад видеть, гости дорогие, — приложил он руку к груди и слегка наклонился. — Входите, откушайте с дороги, чем Бог послал. Эй, Мажит! Отведи обозников в трапезную стрелецкую, пусть покормят.

— Слушаю, боярин. — Босой татарчонок лет пятнадцати, выкатившийся из-под небольшой скирды, вскочил на ноги, поклонился, и принялся махать руками, зовя смердов за собой: — Быстрее, быстрее идите, коли холодного жевать не любите. Обедали недавно в крепости.

Бояре же, сняв шеломы, перекрестились и следом за воеводой вошли в дом.

В трапезной две раскосые невольницы в легких сарафанах торопливо обмахивали стол тряпками. В воздухе висел сочный запах жаркого, отчего у гостей моментально засосало под ложечкой.

— Сейчас, — усмехнулся в бороду воевода. — Сейчас пироги принесут. Так какими судьбами занесло вас в порубежные земли, бояре?

— Милостью своей государь Иван Васильевич, — перекрестился Григорий Батов, — дай Бог ему долгие лета, даровал нам поместья на землях корочаевских. Туда и едем. Варлам, дай ввозные грамоты.

Рыжий кудрявый витязь лет двадцати пяти раскрыл скромную холщовую сумку, свисающую с плеча, и протянул воеводе несколько свитков. Дмитрий Шуйский сдвинул их на край стола, освобождая место для блюда с пряженцами, потом принялся по очереди разворачивать:

— Та-ак… По левому берегу Оскола… Боярину Григорию Батову…

Он поднял глаза на гостей. Григорий поднялся, поклонился. Несколько секунд воевода всматривался в его лицо — голубые глаза, темно-каштановые прямые волосы, острый подбородок, проглядывающий сквозь редкую бороду, — потом спросил:

— Старший, что ли?

— Старший с отцом на старом поместье остался, Дмитрий Федорович, — поправил его гость. — Я второй буду.

— Хорошо, — кивнул боярин Шуйский и взялся за второй свиток. — Земли корочаевские… Деревни Снегиревка и Рыжница, и между ними… Сергею Батову.

Поднялся и поклонился, пригладив густую и окладистую не по возрасту бороду, боярин в бахтерце, удивительно схожий с братом.

— Добрые места получил, — кивнул воевода и спохватился: — Вы угощайтесь, гости дорогие, на меня не глядите. Обедали мы недавно. На снедь сию ныне и смотреть не могу.

Потом развернул третью грамоту:

— Земли корочаевские, по правому берегу Донеца… Боярину Варламу Батову…

Поднявшийся Варлам выглядел словно чужаком среди прочих Батовых: рыжий, курчавый, лопоухий, с бесцветными глазами, заметно выше ростом, но более узкоплечий.

— А это жена моя, боярыня Юлия, — указал он на остроносую девушку, оказавшуюся единственной всадницей в обозе. Голову боярыни не по обычаю вместо убруса укрывал немецкий бархатный берет с одиноким разноцветным пером. Женщина, правда, предпочла бы ходить и вовсе простоволосой — но в теперешней Руси это считалось немалым позором. Юбок бывшая спортсменка также не переносила, поэтому носила шаровары из тонкой шерсти, уходящие в низкие яловые сапожки. Естественно, и над шароварами укрывал стройное тело не привычный вышитый русский сарафан, а черный шелк еще неизвестной в этом мире блузки, сшитый дворовыми девками Евдокима Батова частью с помощью боярыни, частью — как сами умели. Поэтому ворот блузки застегивался сбоку, как на косоворотке, и рукава были не вшитые, а выкроенные вместе со спинкой и передом. Зато на груди алела умело вышитая роза.

— Татарка, что ли? — удивился воевода.

— Сам ты татарин! — моментально вскинулась женщина. — Да я тебя раз в пять русее!

— Да не хотел я тебя обидеть, помилуй Бог, — отмахнулся обеими руками Дмитрий Федорович. — Да и чем? У меня половина друзей на татарках женаты! Кто себе знатного рода сосватал, кто в походе в полон взял. Да еще казаки, что ни год — турецких и татарских ясырок на продажу приводят. Многие поначалу для хозяйства да баловства покупают, а потом, глядишь, и прикипают.