Дмитрий Баринов (Дудко) - Ардагаст, царь росов

Взглянув на оболонцев и подолян, Ратша деловито сказал:

   — Вот что, мужики. На Велик день работать грех, потому передохните, пока лопаты привезут, а до утра чтобы ни этого городища, ни святилища не было. Вот тогда уже погуляем. Верно, царь?

Ардагаст кивнул. А Шишок, хлопнув шапкой о колено, воскликнул:

   — Биться так уж биться, а работать так работать, гулять так гулять — во всю силу! На то мы и росы, и венеды!

А в это время Ясень, безразличный ко всему, брёл куда-то в темноту. Заметив идущую за ним Мирославу, он хотел бросить что-нибудь резкое, но лишь тихо сказал:

   — Что могли, сделали, Рыжуля. Только вот... я не царь.

Она положила ему руку на плечо:

   — А мне царь и не нужен. Даже солнечный. Мне ты нужен.

На горе Хорсовице, на городище, среди развалившихся за два десятка лет мазанок, стоял деревянный идол Даждьбога-Хорса. Лучи вокруг головы бога и тонкие усы были выкрашены золотистой краской. А рядом горел костёр, согревая спавших возле него. У подножия идола, на тигровом чепраке, с седлом под головой, спал царь Ардагаст. Рядом с ним лежали Огненная Чаша, вызолоченная секира и такое же вызолоченное рало с ярмом. Ближе к костру спали в обнимку Ларишка с Добряной. В эту ночь женой царя была Богиня Огня — дух золотых даров. И она явилась к нему во сне — прекрасная, золотоволосая, в красном платье. Такая же, как восемь лет назад, на Золотом кургане у Пантикапея. Подошла и сказала:

   — Царь Ардагаст! Я обещала тебе, отроку, великий клад. Ты его обрёл. Это — твоё царство. Кажется, я не ошиблась, когда избрала тебя. Ты служишь царству и Огненной Правде, а не своей власти и славе.

   — Помнится, Даждьбог-Колаксай вынес из нижнего мира, кроме золотого царства, ещё и его царевну — Морану. Не ты ли это была, моя владычица? — улыбнулся царь.

Он не заметил, исчезла богиня или переменилась, но миг спустя перед ним стояла Морана — с тем же красивым бледным лицом и распущенными чёрными волосами, но в одной белой сорочке без рукавов и с вербовым прутиком в руке.

   — Только не думай, избранник, что я буду с тобой изменять Даждьбогу, хоть ты и очень похож на него, — сказала она.

   — А я и не думаю тебя у него отбивать. Кто любит Смерть — долго не проживёт. Как те сколотские священные цари. Нет, мне хватит и двух моих цариц.

Она легонько ударила его прутиком по губам:

   — Не привыкай дерзить богиням. Хотя тётушку ты хорошо проучил! — рассмеялась Морана. — Будь и дальше таким, как теперь, Ардагаст. Соверши ещё много подвигов, и я покажу тебе остальные два Колаксаевых дара.

Ардагаст встал на рассвете и разбудил жену и невесту:

   — Вставайте, царицы-красавицы! Весна воскресла! Не знаете обычая: кто на Велик день утреннюю требу проспит — того первого обливать?

Из-за его спины показался Вышата с ведром воды.

Умывшись, Ларишка подошла к краю городища:

   — Красиво как... Ещё лучше, чем вчера. Видишь, Добряна: на Лысой горе уже ни городка, ни идола.

   — И не будут там больше никого ни убивать, ни бесчестить. Правда, Ардагаст? — сказала Добряна.

   — Пусть попробует кто, пока я здесь царь!

   — А мы с тобой снова, как Даждьбог с Мораной, — задумчиво сказала Ларишка. — Весь этот поход... Словно сквозь Чернобожье царство шли всю зиму — и вышли весной.

   — Это «Чернобожье царство» — моя земля. Наша земля! Привыкай к ней, царица росов.

   — Ну, конечно, привыкну! Если Добрянушка мне поможет.

Увидев Неждана, ведущего в поводу царского коня, Зореславич вздохнул:

   — Эх ты, жизнь царская! Что ни праздник — всю ночь дерись Чернобог знает с кем. Теперь вот весь Велик день не вылезай из седла, отмеряй себе священное поле...

   — Мы, русальцы, все вместе с тобой поедем. Веселее будет и за тебя спокойнее, — сказал Неждан.

   — Хорошо, — кивнул царь. — А вы, царицы мои, празднуйте вместе с людьми борянскими, а вечером встречайте нас.

В земле борян праздновали Велик день. Парни и девушки обливали друг друга водой, а кое-кого бросали прямо в реку — чтобы дожди вовремя шли. Дарили друг другу писанки и катали их по земле — чтобы Мать Сыра Земля лучше родила. Водили хороводы на священных горах, и первыми в этих хороводах были Ларишка с Добряной. Сарматы плясали, став «башней» — один ряд на плечах другого. Молодые поляне тут же переняли у них пляску, да ещё умудрились сверху поставить третий ряд. Парни качали девушек на качелях, и, глядя, как весело взлетает вверх Добряна, многие вспоминали сказание о девушке, улетевшей с качелей на небо и ставшей невестой Солнца.

А царь Ардагаст в это время объезжал своё священное поле. Ехал он на красном, как у самого Солнца, коне, а за ним — двенадцать русальцев да ещё Шишок с Серячком. Когда-то священное поле отмеряли в малолюдной степи вокруг Экзампея, здесь же ехать нужно было через густые леса. Ехали посолонь — как само Солнце мир обходит. Спустившись с Хорсовицы на Подол, царь двинулся на юг вдоль Почайны и Днепра. Справа вздымались могучие кручи, а слева раскинулся такой же могучий, спокойный в своей силе Днепр Славутич. Миновали село Берестовое, священные пещеры, озеро Выдубицкое. Переехав Лыбедь, свернули в сторону от Днепра, к селу Корчеватому и тамошней Лысой горе. К югу остались городок Пирогов, запустевший ещё до Сауаспа, и руины самых северных сколотских городов Хотова и Ходосова.

Внезапно Серячок заволновался, угрожающе зарычал. Царь и воины взялись за оружие. Из чащи на тропу преспокойно вышли... оба Медведича.

— С праздником тебя, царь! Весна воскресла! Мы с тобой... мириться пришли, — сказал Шумила.

   — «Не верь волчьим клятвам», сказал Один! — воскликнул Сигвульф.

   — Не поверю ни волчьим, ни медвежьим. Вы что же, мне за смерть родителей мстить не будете? — в упор взглянул на Медведичей Ардагаст.

   — Ты — сильный. Богу молятся за его силу, — ответил Шумила.

   — Кто сильный, тот и вожак, — кивнул медвежьей головой Бурмила, а его брат продолжил:

   — Ты же наш, венед, в лесах вырос, а здесь — ворота леса. Поставь там, у священных гор и торжища, великий город. Все богатства леса к тебе стекаться будут, у греков за них что угодно купишь. Укрепи ещё здешние городища, насели — и с юга никто не подступится. Что тебе теперь Фарзой? А в лесу непокорных тебе не останется — мы уж позаботимся.

   — Значит, город построить вопреки Фарзою? — Рука царя стиснула плеть, в глазах блеснул гнев. — А главный храм в нём будет где — на Лысой горе? Я в вашем городке много греческого серебра и товаров нашёл. По чьей указке лесовиков с сарматами стравить хотите? Я сам сармат из рода Сауата. И Чертограда тут никому построить не дам. Что вы тут, у другой Лысой горы, ищете — место для новой ведьмовской столицы? Ради праздника вас не трону, но больше мне не попадайтесь.