Лорел Гамильтон - БОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОСТУПКИ

монохромные их части прикрывали потрясающие яркостью

красно-черные полосы. Он пристально смотрел на меня, и с маленьким

личиком и с черными антеннками он мог бы выглядеть милыми и даже

глупеньким, но Роял никогда так не выглядел, сколько его знаю.

— Ты напряжена, Принцесса. Все в порядке? Я слышал, что тебе недавно

было плохо.

— Если бы я сказала, что мне было плохо, это ведь ничего не изменило бы?

Он опустил голову и вздохнул.

— Да, я все равно бы питался, но теперь я буду сожалеть об этом. — Как раз

когда он говорил это, одна из его крошечных ручек провела по краю моей

груди, где кожа соприкасалась с краем одежды.

— Твои действия противоречат твоим словам, Роял.

— Я не лгу, и никогда не лгал тебе о том, что считаю тебя красивой. Нужно

быть слепым и неспособным коснуться шелка твоей кожи, чтобы не

хотеть тебя, Принцесса Мередит.

Я сказала правду:

— Теперь я чувствую себя достаточно хорошо, но я устала, и думаю, что

после сна мне станет еще лучше.

— Если бы я мог заняться с тобой реальной любовью, я сделал бы все, чтобы

это продлилось всю ночь, но так как я могу сделать только то, что делает

Мерцание, то сделаю это приятным и не займу много времени.

— Мерцание. Что это означает?

Ему явно было неловко.

— Тебе не понравится ответ.

— И все же я хочу его услышать.

— Есть люди, для которых такие как я — маленький народ — фетиш, и среди

нас есть те, кто питает интерес к большим людям. Я видел изображения на

компьютере, и слышал, что есть фильмы.

— Но… как? Я имею в виду разницу в размерах.

— Не сношение, — сказал он, — а взаимная мастурбация, или фея-крошка

трется о член мужчины, пока они оба не кончат. Это, кажется, самое

популярное изображение на компьютере. — Он казался очень серьезным,

пока говорил это, и безразличным, словно он говорил не о сексе вообще, а

об общепринятом факте.

— И это называется Мерцание?

— Фетиш Мерцания, если это большой человек, любящий фею-крошку.

— А как называется, когда фее-крошке нравится большой человек?

Он улегся на живот, устроившись между моими грудями так, чтобы его

голова была чуть выше их, а ноги чуть ниже.

— Принятие желаемого за действительное, — сказал он.

Это вызвало у меня смех, от которого отвороты моей пижамы

разошлись, приоткрыв мою грудь почти до сосков, и Роял оказался

лежащим почти на оголенной груди. Он развел руки в стороны.

— Теперь я могу использовать гламор?

Роял был одним из фей-крошек, которые были очень хороши в гламоре,

поэтому мы с ним договорились заранее о системе. Он должен был

спросить прежде, чем воспользоваться гламором со мной. Я хотела знать

точно момент, когда мой ум будет омрачен, а поскольку он действительно

был очень хорош, то я не всегда могла это понять. Некоторые из мужчин

делили мою кровать, когда Роял питался для своей королевы, и он был

так хорош в гламоре, что это воздействовало и на них. Им это не

нравилось, и он был единственным феей-крошкой, ставшим заместителем

Нисевен, с которым никто не делил мою постель, потому что мужчины

считали его опасным, а те, кто не находили Рояла опасным, не устраивали

самого Рояла. Дойл хотел остаться, но фее-крошке не нравился ни он, ни

другие мужчины. То же самое было со всеми мужчинами, которые могли

противостоять гламору. Фей-крошка обнаружил, что с ними трудно

сосредоточиться, чтобы питаться. Так, Роял и я знали, что во время

питания через определенное время в дверь постучит один из стражей, чтобы прервать нас.

Первоначальный план Нисевен состоял в том, чтобы один из ее

заместителей, которые могли менять свой рост почти до моего, смогут

получить возможность сделать меня беременной и попытаться стать

королем Неблагих, но я уже была беременной, а Роял не мог изменяться.

— Я могу использовать свой гламор так, чтобы мы наслаждались

кормлением столько, сколько можем?

Я вздохнула, и это снова заставило его подняться и опуститься на моей

груди. Он передвинул свои руки на мягких холмах, почти как пловец. Он

положил свою голову на мою грудь и сказал:

— Мне нравиться звук твоего сердца, как сейчас.

— Это фетиш, и он у тебя есть.

Он приподнял голову и посмотрел на меня.

— Только на тебя.

Этот комментарий вызвал у меня подозрительный взгляд.

— Я должен поклясться, чтобы ты мне верила? — Спросил он.

— Нет, — ответила я, — и да, ты можешь использовать гламор, но веди себя

прилично.

Он усмехнулся, и в этой усмешке было столько жара, сколько не должно