Федор Чешко - Урман

Мечник дернул плечом.

— Векша скучает по родителю… — равнодушно проговорил он, отворотясь.

— Уйдете на Ильмень-озеро?

— Да! — Кудеслав снова глянул в хранильниковы глаза. — Здесь будет много крови. Крови между своими. Воспрепятствовать этому я не могу. А видеть — не хочу. И проливать кровь сородичей я больше не стану, уразумел?

— Думаешь, на Ильмене будет иначе?

— Не думаю. Но мой род здесь. Что бы ни болтали старики, я не Урман. Я своему роду не чужой. Это на Ильмене я стану чужим. И слава богам.

— Это трусость, — сказал Белоконь.

— Да, — подумав, согласился Мечник. — Наверное, это трусость.

— Стал быть, в доброхотные изверги подаешься? — Хранильник сморщился, будто кислятину разжевал. — Не получится у тебя. Верь моему слову: ты сюда не воротишься, только если тамошние края станут тебе родными.

Кудеслав снова задумался.

— Может, ты и прав, — сказал он наконец. А потом добавил:

— Зато уж из тебя — всем извергам изверг. Какой смысл ни вкладывай: хоть тот, который ты на невесть когда будущие времена напророчил, хоть наш, нынешний.

— Изверг рода человеческого, — пробормотал Белоконь.

Но может, он и что-то другое выговорил — слышно было плохо. Во всяком случае» Мечнику волхвово бормотание показалось совершеннейшей бессмыслицей.

А на бессмыслицу и внимание обращать нечего.

Смеркалось. Блекли, пропадали дивные столбы ярого Хорсова злата. Лес медленно впускал в себя сумерки.

— …е-е-сла-а-в!

Возле самой опушки, там, где было еще светло, появилась тонкая белая фигурка, за голову которой словно бы зацепился последний луч умирающего дня.

— Знаешь, а ведь ты меня все же уел, старче! — Кудеслав скользнул нежданно веселым взглядом по смутно видневшемуся в полумгле хранильникову лицу (белоснежные заросли волос, бороды и усов, а посреди — темное пятно с влажными отблесками удивленных глаз). — Уел! Что бы там ни было, а я теперь тебе по край жизни буду обязан.

— Дурень ты! — вздохнул хранильник. Мечник, кажется, не расслышал.

Он торопливо уходил туда, к еще нетронутой сумерками опушке, откуда неслось звонкое, зовущее:

— …у-де-е-сла-а-ав!

И горизонт шел ему навстречу.