Предзимье. Осень+зима - Татьяна Лаас

Может, еще кто-то точно так же думал. Она не сдержала зевок — все же сильно устала сегодня. Илья улыбнулся:

— Ложись-ка ты спать, а я пока чуть-чуть подумаю. У тебя есть бумага и ручка?

— Есть, конечно. — Она пошла за рюкзаком. — Только не думай, что я засну и ты сбежишь. Или что я пойду в ванную, и ты сбежишь. Или что…

— Я понял — ты все равно меня настигнешь.

Она протянула ему блокнот и набор ручек:

— Я боюсь тебя потерять, Илья. — Тая осторожно поправила ему волосы на голове. — Тебе тоже надо поспать — ты сутки в бегах, явно не спал. И не думай — я буду держать тебя за руку во сне — не сбежишь.

— Не понял. — Зимовский изумился. — Тая, кровать одна.

Такой он, оказывается, совсем правильный. Она улыбнулась:

— Я не кусаюсь, Зимовский. Не бойся и спи в кровати спокойно. Ты предпочитаешь левую сторону кровати или правую? И только посмей сказать, что середину — не получишь!

— Потому что на середине будешь спать ты?

— Именно! — улыбнулась Тая. Впрочем, улыбка быстро перешла в зевок. — Правда, давай спать. Утром на свежую голову будем решать, что делать с Котом и змейкой.

— Иди-ка ты спать, а я пока чуть-чуть поработаю. Коту понадобится список тех, на кого следует обратить внимание. Тех, кто мог принимать участие в заговоре.

Тая хотела возразить, но поняла — Илья её не услышит. У него был свой бой, бой справедливости с желанием защитить честь своей семьи. Тае было проще — деда она всегда боялась. Хотя даже по ней его предательство больно ударило. Каково сейчас Илье, она даже боялась представить — он мог любить своих родственников. Виноградов ошибается — Илья умеет любить, хоть и змей. Он гад, но совершенно точно не мразь.

— Я воспользуюсь твоим походником, Тая?

— Без проблем…

Тая погасила свет в номере, оставив только лампу на столе, за которым упрямый Илья писал список, внося фамилию за фамилией. У него был красивый почерк без излишка завитушек, ничего ненужного. Тая опять потрепала Илью по специально подставленной голове и пошла спать: переодеваться и чистить зубы в ванной. Правда, принимать даже душ она побоялась — феромоны все же не шутка.

— Не засиживайся, — пробормотала она, погружаясь в неглубокий сон. Что ей снилось, она не помнила. Что-то сумбурное и ненужное.

Тая проснулась среди ночи, потянулась за походником, чтобы посмотреть время, — телефона не было на тумбочке. Тая села, всматриваясь в полумрак — Илья еще не лег спать. Часы на стене показывали два часа ночи. Вот упрямец!

Илья по-прежнему сидел за столом, подогнув одну босую ногу под себя — так же неудобно сидеть, ноги затекают. Он то и дело кусал кончик ручки, как мальчишка-гимназист, и пересматривал собственные записи.

— Илья, — тихо позвала его Тая. — Ложись спать…

Он обернулся на нее:

— Спи!

— Тебе тоже нужно спать. Я люблю енотов — у них прикольные мордочки и черные очки вокруг глаз, но ты — змей, тебе тени вокруг глаз не пойдут.

Тая зевнула и демонстративно легла на самом краю, давая Илье больше места.

— Я не кусаюсь, Илья. Иди уже спать… Если волнуешься, что я увижу что-то лишнее, то я накрылась с головой.

— Лишнее… — проворчал он. — Можно подумать, после ритуала в цехе тебя можно чем-то удивить.

Она стащила одеяло с одного глаза:

— Можно. Например, своей послушностью.

— Еще одна хорошая черта, Тая. Заметила же? — Илья улегся, накрывшись пледом, который стащил с кресла. Тая наугад протянула руку назад и поймала его ладонь, переплетая свои пальцы с его.

— Тая? — Илья не скрывал удивления в голосе.

Она пояснила:

— Это чтобы не сбежал кошмарить Виноградова. И да, я заметила, какой ты покладистый и послушный, когда сонный. Спи…

Илья в кровати лежал почти по стойке смирно, как стойкий оловянный солдатик, зато Тая принялась крутиться, ища позу поудобнее для сна — все же отвыкла за четыре мирных года, что кто-то рядом спит. Илья терпел все её позы, только разок шикнув:

— Тая, я змей, но рука у меня не резиновая.

— Не отпущу, даже не надейся.

— Не отпускай, — разрешил Илья, нагло забирая свою руку и подсовывая другую Тае под голову: — так будет удобнее.

Тая из вредности покрутилась еще несколько раз на его руке, а потом, устроив голову в него в подмышечной впадине, крепко прижалась у нему и все же заснула. Илья бы теплый, нужный и совершенно, как змей, лишенный запахов. Купить ему одеколон в подарок, что ли? Шутка ли: почти первый юбилей — они встречаются ровно две недели. Жаль, что он об этом не думает. Парней такое не интересует.

Она, действительно, отвыкла спать с кем-то рядом за четыре года. Ей снилось что-то липкое, холодное, что-то обволакивающее её с ног до головы. Что-то удушающее. Она хрипела, пытаясь вырваться на свободу, но у нее не получалось. Все вокруг горело золотом, им же заливаясь в горло. И петли, всюду золотые петли… Руки тянули прочь тугие кольца и не справлялись. Еще чуть-чуть и…

— Тая… Таюша…

Её выдернул из кошмара мягкий голос Ильи.

Она открыла глаза, глядя в темноту и ничего не понимая.

— Ты меня… душил.

Его рука тут же отпрянула прочь из-под Таиной головы. Илья привстал на локте:

— Тая?

Глаза Ильи сияли золотом, заглядывая в душу:

— Это всего лишь сон.

Тая пыталась собрать воедино разбегающиеся в стороны, как мыши, мысли.

— Ты… Не ты! Змейка меня… — Тая замерла, снова поправляясь: — не меня… Виноградова! Змейка душила Виноградова!

Она резко села в кровати.

Илья сел рядом, ища походник на тумбочке. Оказывается, он спал в джинсах. Вот же поборник нравственности.

— Это пророческий сон?

— Нет. Мне не снятся пророческие сны…

Он встал и направился к окну, резко распахивая его и принюхиваясь. Феромоны! Только не это, вздрогнула Тая, натягивая на себя свитер и ища на полу джинсы с носками.

Илья тем временем кому-то звонил.

— Владимир, прости, что так поздно, ты сейчас где?..

Ответы парня Тая, конечно же, не слышала. Только Илью.

— Замечательно! Камера у озера. Сейчас или минут пять-десять назад…

Илья надолго замолчал — требовалось время Владимиру добраться до пульта «Безопасного города» и просмотреть нужные записи. Илья, неслышно ступая по полу босыми ногами, наворачивал круг за кругом по номеру. Из открытого окна несло осенью — особый дымный аромат топящихся в поселке за железной дорогой печей, сырость, холодок, запах смены времени года.

— Нет, стирать не смей! — Илья наконец-то замер, одной рукой опираясь на стол.