Альфа-особь - Андрей Викторович Стрелок

неё дрожал. — Вы даже приблизительно не понимаете, почему кто-то выживает, а кто-то умирает?

— В точности, — спокойно признал Сандерс. — Мы знаем механизмы, но не можем предсказать траекторию. Наша версия Хронофага векторного типа — это не конструктор ''лего''. Это динамическая система с хаотической компонентой. В теории — воспроизводимость, на практике — индивидуальный хаос.

Он кивнул на группу молодых, сидящих под навесом. Их волосы выпали, кожа покрылась пятнами и люминесцентными нарывами, но они держались за руки и тихо переговаривались.

— Вот они, — сказал Сандерс. — В теории должны были умереть: слабая конституция, низкая масса тела от недоедания, хронический стресс, но организм нашёл устойчивый вариант. Они — наши ''аномалии''. В статистике они выпадали бы как шум, но именно они выжили.

Баккер медленно покачал головой:

— Наша ''математика'' оказалась не про людей.

— Да, — с усталой горечью согласился Сандерс. — Человек — не среднее арифметическое.

— Вот задница... -первой заговорила Галловей, глядя на лежащих в боксе молодых мутировавших пациентов. — Мы ведь знали, что всё пойдёт именно не по плану.

Баккер стиснул зубы, лицо стало каменным.

— Кейси толкнул нас в это, и президент тоже. С их точки зрения — это единственный вариант. Никаких этапов, никаких ограниченных выборок. ''Мир рушится, времени нет''. И вот результат.

— Результат, — зло повторила Галловей. — Это жаренные крысы с голубями плацу, виселицы и дети с выжженными генами, которых они называют ''счастливчиками''.

Она резко повернулась к Сандерсу:

— Не вздумайте говорить мне про допустимые потери.

Тот поднял руки, будто хотел отгородиться.

— Я не оправдываюсь, доктор Галловей. Я фиксирую факты. Да, мы пошли сразу на людях. Все знали, что теоретические модели не выдержат столкновения с реальностью, но военные посчитали, что у нас нет выбора.

— Военные, — процедил Баккер. — Кейси и его штаб, а президент просто прикрыл это подписью.

Он говорил тихо, но в голосе слышался едкий яд.

— Им не нужны наши оговорки. Им не нужны тонкие выкладки о метаболических кризах, о том, что семьдесят процентов детей обречены, что старики вымирают почти поголовно. Им нужна красивая цифра для радиоэфира: ''мы сделали прорыв''.

Галловей кивнула, сжимая кулаки.

— А то, что ''прорыв'' выглядит как морг на десять тысяч квадратных метров, никого не волнует.

Сандерс посмотрел в пол, тяжело вздохнув.

— Я согласен с вами, но моя работа — считать тела и вести статистику. А ваша — решать, что с этим делать.

Баккер вскинул голову.

— Решать? Нам уже ничего не дают решать. Решили за нас. Решили, что американскую нацию можно перезапустить как операционную систему. Цена? Половина населения в топку крематориев.

Он резко развернулся, будто хотел уйти, но замер.

— А потом они ещё назовут это победой.

— Скажите прямо, — холодным голосом произнесла Галловей, глядя сквозь прозрачную стенку бокса, где лежала девочка лет двенадцати с воспалёнными красными глазами и заплывшим от разросшейся соединительной ткани лицом. — Сколько из них смогут когда-нибудь родить ребёнка?

Сандерс помедлил, будто искал слова.

— Почти никто Хронофаг работает не выборочно, — продолжил он, сдерживая дрожь в голосе. — У него нет ''уважения'' к органам или системам. Репродуктивная ткань — одна из самых уязвимых. Быстрые делящиеся клетки, высокая чувствительность к метаболическим скачкам. Итог предсказуем: разрушение гонад, атрофия яичников, у мальчиков — почти полная стерильность, у девочек — фиброз и некроз тканей. На сегодняшний день сохранение фертильности мы отмечаем лишь у двадцати-тридцати пяти процентов выживших. И это в лучшем случае. Даже там, где функционал сохранён, мы фиксируем гормональные дисбалансы, нестабильность цикла, нарушение сперматогенеза. Большинство потенциальных эмбрионов погибнет на ранней стадии.

— То есть, — Галловей резко обернулась, глаза её блестели от гнева. — Мы фактически наблюдаем самоуничтожение нации? Ровно то, о чем идиотов в погонах я предупреждала

— Я тоже говорил об этом Кейси, — бросил Баккер, стискивая кулаки. — Предупреждал, что теория ''контролируемой адаптации'' не выдержит практики. Но им наплевать. Они видят только сегодняшний день: вот, мол, у нас появились устойчивые к вирусу группы населения.

— А завтра? — перебила Галловей. — Завтра мы получим поколение людей, которые не смогут продолжить род. Условно ''бессмертные'', но бесплодные. Это даже хуже, чем простая смерть.

Сандерс устало потер глаза:

— Я не спорю. Но в штабах это называют ''первым шагом''. Есть надежда, что на основе сохранившихся тридцати процентов мы сможем выстроить селекционные программы, искусственное оплодотворение, криобанки донорского материала.

— Селекционные программы, — Галловей горько усмехнулась. — То есть вместо восстановления общества мы получим ферму для людей.

Баккер кивнул.

— Генералы считают это допустимой ценой. Президент, кстати, тоже.

Она отвернулась, но в её голосе всё равно звенело отчаяние:

— На что мы подписались? Я смотрю на всё это и понимаю, что генералы ведут страну к пропасти.

— Они ведут её туда сознательно, — жёстко вставил Баккер. — Кейси и его окружение играют в политику, а не в спасение людей. Для них каждая жертва здесь — статистика ради отчёта наверх.

Сандерс нахмурился:

— У них есть аргумент. Вакцина работает. Пусть ценой огромных потерь, но они могут показать результат: десятки тысяч уже прошли процедуру. Это козырь.

— Козырь против кого? — Галловей резко повернулась к нему. — Против собственного народа? Или против тех, кого они теперь называют ''международными террористами''?

Она почти выплюнула последние слова. Баккер кивнул, подтолкнув тему дальше:

— Слухи о так называемых Основателях уже ползут по лагерю. Я слышал, как солдаты вполголоса обсуждали их у ограды. Якобы это они где-то на востоке применили какой-то блокатор вируса. Люди начинают сравнивать: там спасают, а здесь калечат.

Сандерс нехотя кивнул:

— Штаб использует эти слухи в свою пользу. Официальная версия такая: Основатели — террористы, международная сеть фанатиков, ставящая эксперименты на людях, противопоставить им можно только сильное государство.

— Государство? — Галловей рассмеялась, но смех был безрадостным. — Какое, к чёрту, государство? Мы стоим среди палаточного муравейника, где людей кормят крысами и голубями, а за углом вешают насильников на самодельных виселицах. Всё это — конец, и никакие громкие слова уже не работают.

— А для Кейси работают, — холодно заметил Баккер. — Он превращает вакцину в инструмент власти. ''Хотите выжить — примите её. Хотите остаться людьми — идите к чёрту''. Это шантаж на уровне целой нации.

Галловей прищурилась:

— И ты думаешь, слухи об Основателях не подорвут эту систему? Если у людей появится вера в альтернативу...

Сандерс покачал головой:

— Армия контролирует радио и телевидение, интернет мёртв. Всё, что доходит до людей решают в штабе.

— Пока, — мрачно ответила она. — Но страх и отчаяние не удержат массы вечно.

— Ты понимаешь, что мы делаем? — тихо, почти шёпотом сказала Галловей, но в её голосе звенела сталь. — Мы выращиваем для Кейси и президента новую армию.